Особняк с видом на безумие

Андреева Валентина Алексеевна

– Ну, какие выводы? – Их не было. – Понятно, – заметила я глубокомысленно. – Возможно, мне показалось.

– Нет! Не показалось! – Юлиана опять переменила положение, забравшись в кресло с ногами. – Они действительно похожи!

– А что здесь особенного? – удивилась Аленка. – Во многих семьях мужа и жену вполне можно принять за брата и сестру. Родственность душ рождает и… Хотя, кажется, это не наш случай.

– Ты сравнивала не те лица! Вы все не туда смотрели! – с довольной усмешкой заметила Юлиана. – Все, кроме слишком любопытной Ирины. Надо отдать тебе должное, – обратилась она ко мне, – моментами ты выбивала меня из колеи. Возникало желание держаться от тебя подальше. Впрочем, не буду тебе мешать. Продолжай. Все равно, последнее слово за мной. Представляю, как удивишься, ясновидящая ты наша! Я понимаю, что так просто отсюда не выйду. Но довольна уже тем, что кое в чем сорвала ваш общий грандиозный план. Единственный, о ком жалею, – Сереженька. Интернаты губят в детях лучшие душевные качества. – Она неожиданно истерически зарыдала. Из дальнейшей несвязной речи Юлианы можно было понять только то, что ее ангел, ее суперталантливый добрый мальчик не выдержит интернатовских казематов…

Истерика Юлианы была безжалостно прервана мною. По техническо-бытовым причинам. Шокированная услышанным, я почувствовала настоятельную потребность сесть. Определив на ощупь спинку стула, я подтянула этот предмет мебели к себе, но развернуть

его как положено ума уже не хватило. Так со всего маха и села мимо. Оскорбленный стул тут же с грохотом отъехал в сторону. Это меня мгновенно привело в чувство. Остальные находились в таком замешательстве, что сочли мое падение само собой разумеющимся.

– Я вообще перестаю хоть что-нибудь понимать, – жалобно проронила Наталья и прислонилась к Борису.

Думается, окружающие думали так же. Денис незаметно отъехал от Юли, но, уловив ее укоризненный взгляд, демонстративно сел еще ближе к ней. При этом смущенно кашлянул.

Поднявшись и отряхнувшись, я, как ни в чем не бывало, продолжила гнуть свою линию, хотя, честно признаться, в ней наметилась кое-какая кривизна, рожденная словами Юлианы. Упорно избегая смотреть в ее сторону, я обратилась к Юлии:

– Скажи, пожалуйста, в какой степени родства твоя покойная мама находилась с Евдокией Петровной.

– Она была родной сестрой ее погибшего мужа. Дядя Степан жил вместе с родителями и сестренкой, моей мамой, в селе Городец. Это за островом Бежачим, там, где острова Великое и Чайка. Село расположилось прямо у подножия высокого холма восточного берега. Очень красивые места. За Городцом берега озера сближаются, виден залив с мелкими островами. Их более десятка. – Юля виновато посмотрела на слушателей и запнулась: – Вот… Да! О маме… Как рассказывала Евдокия Петровна, мои дедушка с бабушкой погибли во время пожара. Вернее, дед сгорел сразу, а бабушка после сильных ожогов умерла в больнице. Кажется, дед был виноват. Бабушка успела сказать, что он спьяну керосиновую лампу на кухне опрокинул. Все и занялось. Она маму из комнаты в окошко на улицу выкинула, а сама побежала деда спасать… Дядя Степан в это время на свидание бегал… Почти год мама у соседки жила. Дядя Степан в Осташков уехал. Устроился на работу и по выходным к ней приезжал. В Осташкове жил «на квартире». Мать Евдокии Петровны ему комнату сдавала. Руки у него золотые были – он им весь дом поправил. Через год они поженились – дядю Степана от армии освободили. У него, как и у мамы, был порок сердца. Только врач сказал, что с таким пороком он может всех пережить. Маму дядя Степан забрал к себе почти сразу – обе женщины разрешили. Так они и жили все вместе. Его через несколько лет пьяный шофер на машине насмерть сбил. А потом и баба Поля умерла. Мама осталась с Евдокией Петровной. – Она посмотрела на Юлиану. – Я знаю, о чем ты хотела сказать. Решила – инцест. Ошиблась. Следовало поточнее узнать у Валерия эту историю. Значит, не так уж и откровенен он был с тобой… Если всем интересно, я могу продолжить. – Она нервно потеребила застежку-молнию на спортивной куртке. – Понимаете, я не знаю, кого и в чем тут винить. Наверное, все виноваты. Словом, получилась такая вещь: я сама узнала о ней только в понедельник, то есть почти позавчера. У Евдокии Петровны была очень близкая подруга – они дружили, что называется, с пеленок. Расстались в шестнадцатилетнем возрасте. Евдокия Петровна стала швеей-мотористкой, а Наечка, вам она знакома как Наина Андреевна, окончив с золотой медалью школу, без труда поступила в Педагогический институт в городе Калинине – нынешней Твери. Получив «красный диплом», Наечка пошла в науку и ныне имеет звание доктора философии. Мне она очень нравилась, именно из-за нее я сделала свой выбор в пользу педагогики. Но дело не в этом. Виделись подруги регулярно. Все каникулы Ная проводила у нас вместе с мужем. Кирилл Афанасьич обожал рыбалку и походы за грибами. Размещались супруги в летней пристроечке, но фактически уходили туда только на ночлег. Наина Андреевна даже над своими статьям и диссертациями работала в избе. Кирилл Афанасьич застрял в звании кандидата – уже не помню каких наук, и оно его вполне устраивало. Он был веселым, добродушным человеком, очень преданным мужем. Поэтому то, что случилось однажды, Евдокия Петровна не может объяснить до сих пор. Словом, пока умница и красавица Наина Андреевна занималась в избе научной работой, Кирилл Афанасьич занимался практическими разработками методов приложения интимной части своего тела к аналогичной части моей будущей приемной матери в летней пристроечке. Она говорит, что влюбилась в этого человека окончательно и бесповоротно. Но чувство вины перед лучшей подругой возобладало над остальными чувствами, и, пересилив себя, Евдокия Петровна вытребовала на работе льготную профсоюзную путевку и отправилась в Крым – подальше от искусителя, оставив мою маму на попечение подруги. Впрочем, маме было уже двадцать два года – не такая уж маленькая. В самом начале нудного санаторного отдыха состояние здоровья Евдокии Петровны значительно ухудшилось, и все планы выбить клин клином потерпели полный провал. Сильнейший токсикоз – оборотная сторона беременности, тем более нежелательной – почти на все время отдыха приковал ее к кровати. А самым необходимым предметом стал обыкновенный ночной горшок. Назад она вернулась неузнаваемой. Наина Андреевна сразу же разгадала причину плохого самочувствия подруги и слегка позавидовала – она по состоянию здоровья детей иметь не могла. Две внематочные беременности поставили на этом жирный крест. Но завидовать-то, казалось, было и нечему. Аборт выглядел неизбежным. Ну как можно было в то время родить без мужа? Умница Наина Андреевна долго не раздумывала. Муж с жаром поддержал ее предложение. Они взяли Евдокию Петровну с собой, отвезли к родителям Наечки, перебравшимся на новое место жительства под Калинин и там зарегистрировали ее в женской консультации с паспортом и под именем Зеленцовой Наины Андреевны. Когда беременность стало невозможно скрывать, Евдокия Петровна уволилась с родного предприятия и в положенный срок родила здоровенького мальчика, ставшего Зеленцовым Валерием Кирилловичем. Проблема была решена… – Юля задумалась: – Знаете, а ведь Наина Андреевна так и не ведает, что Валерий – сын Кирилла Афанасьича.

– Боюсь, ты не права, – покачала я головой. – Впрочем, я тебя перебила. Извини.

– Да не за что. Самое интересное, что прошло три года, и Евдокия Петровна опять столкнулась с проблемой незаконнорожденного ребенка, только не своего. На этот раз им стала я. Выходить за отца замуж мама не стала – во-первых, знала, что ее жизнь обречена из-за неизлечимой болезни, во-вторых, что-то не нравилось ей в его профессии. Евдокия Петровна рассказывала, какие закатывала ей скандалы, требуя сделать аборт. Но мама твердила только одно: если и буду жить, то именно ради своей крохи… Наверное, страшно умирать, зная, что оставляешь маленького ребенка в таком большом, но равнодушном мире. – Она заплакала, вытирая слезы за неимением платка ладонью. Наталья, как застоявшаяся в стойле лошадь, взбрыкнула и от души заревела. Алена кусала губы, но держалась. Только в больших глазах все равно копилась предательская влага. Даже в лице у Юлианы появилось сочувствие. Бесчувственная мужская половина эмоционального поведения не изменила. Сидели как сидели и ждали продолжения… – Я хочу сказать, что мой отец не

мафиози. Просто он был предприимчивым человеком. Может быть, на тот момент его деятельность и подпадала под статью о незаконном предпринимательстве, но позднее он стал называться просто удачливым бизнесменом. Евдокия Петровна сначала принципиально отвергала все его попытки помочь, но постепенно лед тронулся, да и, когда я стала уже совсем взрослой, помощь его пригодилась. Знаете, я не могу сказать, что чувствовала себя сиротой. Евдокия Петровна действительно стала мне матерью. Она даже с работы сбегала домой – покормить меня после школы. О продленке и речи не могло быть. А какие платья она мне шила! После меня их вся улица донашивала. Если я заболевала – вся детская поликлиника на ушах стояла. Но она не только меня любила. С нетерпением ждала каникул, когда к нам приедет Валерий. Мне он не нравился. Был толстый, самодовольный и жутко набалованный. Считал меня малявкой и нещадно дразнил. Один раз попробовал покалечить – я у него разрыла «тайну», – засмеялась Юля. – Знаете, что это такое? Копается ямка, на дно кладется стеклышко, сверху всякая бесценная лабуда и все это прикрывается еще одним стеклышком и присыпается песком. Время от времени песок очищается, и ты любуешься своим кладом… Мама – я имею в виду Евдокию Петровну – тогда перехватила руку Валерки, намеревавшуюся пульнуть в меня камнем: я улепетывала в палисадник. Губы ее побелели и затряслись. «Не смей! Никогда не смей этого делать!» – сказала она так, что даже я испугалась и заревела. А вообще она в нем души не чаяла. Честно говоря, иногда мне было обидно. С какой стати моя мать относится к Валерке так же, как ко мне? Но постепенно я с этим смирилась, а когда он вырос и приезжать к нам стал редко, я без него скучала. Девчонки в школе считали его моим женихом, мне и в голову не приходило опровергать это, сама сочиняла Бог знает что по поводу неземной любви, придававшей мне в глазах подруг ореол таинственности и взрослости… А потом был пединститут в Твери. Я жила у Зеленцовых. Наина Андреевна и мысли не допускала об общежитии. Валерка никак ко мне не относился. Просто не замечал. У него без конца были конфликты с родителями. Им не нравилось то окружение, в котором он вращался. Потом двух его друзей задержали за торговлю наркотиками. Последний скандал был особенно шумным. Валерка хлопнул дверью и ушел из дома. В первый раз заявился только через полгода. Сказал, что у него все прекрасно. Он устроился на хорошую работу, но от денег, тайком предложенных матерью, не отказался. С тех пор изредка позванивал, иногда забегал. Мне казалось, что он изменился в лучшую сторону. А потом приехала Евдокия Петровна. Она разыскала его и заставила помириться с родителями. У меня как раз умер отец. Теперь я понимаю, что у моей мамы была идея нас поженить. Как я уже говорила, отец оставил мне крупную сумму и недвижимость. Ей не хотелось, чтобы ее родной сын жил без средств к существованию. Она любила нас обоих и считала вполне естественным, если капитал будет общим. После возвращения блудный сын резко изменился. Все свободное время он старался проводить со мной, чем основательно портил мою жизнь. Постепенно отвадил от меня всех подружек. Конечно, следовало иметь свою голову на плечах – я его не любила, но тут начался могучий прессинг со стороны родителей. Последней каплей, сломившей мое сопротивление, было обещание, которое я дала Кириллу Афанасьичу перед его смертью. Он меня убедил, что я просто обязана сделать из безвольного Валерия достойного человека. Без меня он, мол, пропадет… Словом, мы поженились. – Она встала и подошла к Юлиане. – Я не отнимала его у тебя, понимаешь? Я вообще не знала о твоем существовании в качестве первой жены и матери Валеркиного сына до последнего времени. Это вы оба подло молчали. Каким соловьем он разливался, когда говорил, что ему повезло отыскать для фирмы опытнейшего главного бухгалтера! А как ты мне улыбалась со своего рабочего места! Как советовала побыстрей обзавестись детьми! И как ловко вы меня обкрадывали! Вот, наверное, веселились, разбирая меня по косточкам!..

Голос Юли срывался. В воздухе ощутимо пахло очередной истерикой, но требовательный стук в дверь и стандартная фраза «Откройте, милиция!» заставила ее умолкнуть.

Юлиана вскочила и гордо прошествовала к двери.

Все изумленно проводили ее глазами. С не меньшим удивлением я заметила, что уже рассвело, а свет так никто и не выключил.

Юлиана открыла дверь:

– Проходите, пожалуйста, это я вас вызвала по телефону.

3

В холл ввалились четыре человека и сразу же попросили всех предъявить документы.

– Среди нас не хватает еще двоих, – попытался помочь органам Димка, – психически больная женщина находится у себя в комнате, спит, а ее сын, Зеленцов Валерий Кириллович, игнорирует нашу компанию.

– Ему в вашей компании делать нечего, – сурово ответил невыспавшийся майор. – Онтеперь труп. И находится в другой компании. Попрошу отвечать на вопросы…

То, что происходило дальше, походило на спектакль в сумасшедшем доме, актерами в котором были пациенты. Расследование велось по горячим следам, но установлением истины не пахло. Следователь, интеллигентно ругаясь, сходил с ума вместе со всеми.

Для начала всех нас, как стадо баранов, с трудом разогнали по разным комнатам. Я больше всех орала, что знаю все и в два счета объясню. Это подействовало. В результате меня допрашивали в последнюю очередь, из чего я сделала единственно правильный вывод – всезнаек не жалуют. Кроме того, меня, как главную выскочку, пригласили на опознание трупа Валерия. Четвертой по счету. Первыми были две жены потерпевшего, третьим – Димка.

Валерия я узнала не только по документам, одежде, но и по лицу, на которое, честно говоря, смотреть не хотелось. Не нравятся мне покойники, пусть даже и хорошо отмытые в экологически чистой воде Селигера. Как оказалось, женам это тоже не понравилось. Его вид их явно не радовал. Тем не менее они признали в утопленнике своего законного, но теперь уже бывшего супруга. Юлия от избытка чувств без конца теряла сознание, а Юлиана – способность соображать, поскольку в пятый раз подряд требовала от следователя разъяснений, зачем ей навязывают в мужья мертвеца. Представитель власти терпеливо разъяснял – кого нашли, того и предъявили.

Пожалуй, я одна по-деловому отнеслась к покойнику. Скакала вокруг да около него, стараясь не смотреть на лицо несчастного, после чего получила от следователя очень интересный вопрос: не являюсь ли я прямой родственницей той безумной старушки, которая, несмотря на всю шумиху, продолжает спокойно спать в своей комнате. Он меня немного обидел, и свои выводы я решила попридержать, чтобы сразить следователя наповал в более подходящий момент. А то, что пришлось узнать чуть позднее, вообще заставило переключить внимание на другое.

Вызвавшая милицию Зеленцова Юлиана Романовна обвиняла Зеленцова Валерия Кирилловича, его вторую жену Зеленцову Юлию Дмитриевну, Карнаухова Дениса Алексеевича и оптом всех нас, вместе взятых, в попытке ее убийства. Мотив: бывший муж хотел избавиться от нее, поскольку она вместе с сыном являлась нежелательным фактом в его биографии. Юлиана призналась, что путем невинного шантажа заставила бывшего мужа принять ее к нему на работу в качестве главного бухгалтера. Но ее извиняет чувство любви, которое продолжало жить в ее, Юлианином, сердце, несмотря на то, что муж бросил ее с маленьким сыном на руках. Кроме того, ребенка необходимо было кормить, учить и воспитывать достойным образом, а денег на это у нее не хватало. Помощь-то Валерий оказывал мизерную.