Особняк

Голубев Игорь

Антонина подошла к шкафчику, достала бутылку хорошего "КВК" и налила мужу рюмочку. Он выпил ее залпом, чего не позволял себе никогда.

– А теперь иди на чердак и принеси оттуда наши коробки.

Архив семьи Ватсонов, разумеется кроме семейного альбома, хранился на чердаке в двух коробках из-под болгарских яиц.

Глава 22

Она сидела на полу И груду писем разбирала И, как остывшую золу, Брала их в руки и бросала.

Софа точно сидела на полу. Перед ней лежали два альбома и целлофановый пакет - весь архив некогда большой, полноценной семьи.

Альбомы, один сафьяновой кожи, другой синего бархата, вмещали как бы основное, парадное. В целдофане же хранились

дубли, некачественные или затертые и надорванные фотографии. Снимки из альбомов она знала наизусть, потому что, когда становилось особенно тоскливо, открывала, как некоторые открывают книгу, с любого листа и вспоминала (альбом нельзя читать, его можно только вспоминать). Софочка с детства росла романтической фантазеркой и мечтала стать парашютисткой. Откуда это взялось в хрупкой девочке с двумя крысиными хвостиками косиц, семь дней в неделю занимающейся с бабушкой французским языком и вырабатывающей особый парижский прононс, неизвестно. Но факт остается фактом, во сне она летала, и это ей нравилось больше, чем играть в куклы. Когда Софа рискнула поведать свою тайну бабушке, не случилось ничего страшного. Собрали семейный совет из трех человек, мама накапала валерианы, но бабушка железно стояла на своем: пусть попробует. Если бы отец не был в командировке, говорила мама, ни за что не позволил бы. Так что Софе повезло в этом смысле. Решено было в следующее же воскресенье осуществить мечту в ЦПКиО.

Настало воскресенье. Девочку нарядили как на первое сентября. В парк пошли пешком. На этом настояла мама: Софье нужно морально подготовиться. Бабушка не возражала. Вышли на Крымский мост. От воды тянуло прохладой, и все вокруг было так замечательно, что у Софы стеснило грудь и захотелось кричать. Внизу, обдав их музыкой, прошел речной трамвайчик, и мама с надеждой поинтересо- валась у дочери, не хотела бы та стать капитаном. Софа не хотела.

На входе билетерша поинтересовалась, на какой аттракцион ведут такую красивую принцессу, и бабушка с гордостью сказала - на парашютную вышку. Билетерша ахнула и осенила себя крестом.

Тут впервые у девочки начали закрадываться подозрения.

– Бабушка, наш дедушка летчиком был?
– начала она издалека.

– Летчиком. Разве ты не знаешь?
– удивилась бабушка.

– А где вы познакомились?

– В аэроклубе.

– Ты тоже хотела быть парашютисткой?

– Да.

– И не стала?

– Мы пришли. Смотри, Софочка как высоко...
– Мама показала на конструкцию из труб, и Софья задрала голову так, что заболела шея.

И тут ею овладел тихий ужас. Внутри живота зашевелилось что-то живое, похожее на свернувшегося под снегом зайца, и начало распрямляться, занимая все свободное пространство. Она увидела маленького человечка наверху, а рядом другого. Они копошились с какими-то веревочками. Только что, три-четыре минуты назад, один из них стоял рядом и казался Софочке таким большим. Отсюда он походил на лилипута из "Новых путешествий Гулливера".

Бабушка пошла договариваться с инструктором.

Это сейчас Софочка понимала, что ее все равно не допустили бы до прыжка - лет маловато, но тогда она об этом не знала, как не знала, о чем говорит бабушка с инструктором.

– Ну что, не боишься?
– спросил тот.

– Она у нас храбрая, - ответила за Софочку бабушка.
– Скажите, а какая тут высота?

– Двадцать шесть метров. Почти девятиэтажный дом. Как тот, во дворе которого вы живете.

Откуда чужой дядя мог знать, где живет Софа, девочка не догадалась. Ее поразило сравнение. Чтобы привыкнуть к высоте, она однажды забралась на чердак строения No 2, вылезла через слуховое окно на крышу и долго сидела без движения, убеждая себя подойти к краю и взглянуть вниз. А когда

увидела внизу стол для игры в домино и четверых словно приплюснутых высотой игроков, ей стало дурно. Не столько от высоты, сколько от того, что живо представила себе хруст собственных костей.

Софочка вспомнила и крышу своего дома, и громадину дома-комода, который серым монстром нависал над их жилищем, и снова посмотрела на вышку. Дяденьки наверху все еще копошились с веревочками. У Софы обильно потекли слезы.

На этом опыт закончился. Девочку увели подальше, и она не видела, как дядя бесстрашно сиганул вниз и не разбился, а, наоборот, остался доволен и даже счастлив, потому что девушка, с которой он пришел, визжала от восторга и гордости за своего ухажера.

Софочку усадили на лавочку, купили мороженое. Девочка ела сладкое, и оно казалось ей горьким. Мама с бабушкой горячим шепотом спорили о чем-то в кустах неподалеку.

– Бабушка, а ты, когда познакомилась с дедушкой, тоже не прыгнула? спросила Софа, успокоившись.

– Не прыгнула, - призналась бабушка без смущения.

– Забоялась?

– Забоялась. Еще как. В животе знаешь что творилось?

– Знаю... И он все равно женился на тебе.

– Все равно. Наверное, если бы я прыгнула, дедушка меня никогда бы не заметил. Прыгнули все, кроме меня. А я струсила и заплакала.

– Он тебя пожалел, - убежденно сказала Софочка.

– Конечно. Пошли фотографироваться... Сейчас Софочка смотрела на ту карточку: худенькая, кожа да кости, голенастая девочка с двумя тонюсенькими косичками и грустными глазами неудавшейся парашютистки...

Она разыскала фото деда. Их было несколько. Вот он в форме со знаками различия в петлицах. На груди орден Ленина. Это за Испанию. Молодой. Тонкая ниточка усов. Кличка Рауль. Вот в кожанке и со стрекозиными очками на шлеме. Белозубый, улыбчивый. Вот уже в погонах на фоне боевой машины "аэрокобра". И везде один. Ни одной групповой фотографии. Нет, одна была. Софа вытряхнула целлофановый пакет. Вот она. Дедушка, а рядом еще четверо. Софочка спрашивала у бабушки, когда та была еще жива, почему у дедушки так мало друзей. Везде он только один. Разве его не любили? Любили, еще как любили. Он был веселый. Неужели не видно по снимкам - легкий был человек. Только когда его забрали, бабушка сожгла все фотографии, где дедушка был снят с кем-то, чтобы не навредить этим людям. Такое было время. Осталась только одна. Вот эта. К тому времени никого из тех, кто улыбался со снимка, не было в живых. Софочка точно знала, кто обнимает ее деда, - Сигизмунд Леваневский, Герой Советского Союза, погибший в тридцать седьмом во время перелета через Северный полюс.

Софочка подумала и отложила эту единственную фотографию в сторону. Может быть, Сигизмунд Леваневский фигура для чиновников? Пусть Губерман решает. Больше ничего примечательного не нашлось. Правда, бабушка говорила, что отец дедушки тоже имел отношение к авиации. Вернее, начинал он в первом в России отряде подводников и жил в Санкт-Петербурге, а к авиаторам был прикомандирован как хороший механик, всего на несколько месяцев, но никаких документов на этот счет не сохранилось. Прадедушка утонул во время ходовых испытаний нового аппарата.

Софочка сложила все обратно в пакет, захлопнула альбомы и убрала архив в шифоньер. Вся жизнь целой семьи - два альбома и пакет.

Ей очень хотелось в туалет, но она боялась столкнуться с Земфирой: не дай бог, подумает, что Софочка подглядывает или подслушивает. У Софочки был ночной горшок. Она держала его на тот случай, когда у Лехи по три дня кряду гуляли дружки и она боялась выходить. Естественно, боялась она не Леши.

Софа погасила свет, отметив про себя, что уже почти рассвело. На часах было 4.25.