Особо опасная особь
Шрифт:
– Есть, – наконец-то сказал Ушастый. – Схвачено. Карта эта из банковской сети NBNY, стало быть наша, американская. Это вроде бы хорошо – ни в какие там Цюрихи и Амстердамы обращаться не надо. Именной счет на Тутмеса Афати действительно существует, и снять бабки можно именно по этой карте. Это тоже вроде бы хорошая новость, сами понимаете. Но вот, ребятки, новость совсем охренительная: сколько бабок на этом счету, точно сказать я не могу, но судя по ступени допуска, не меньше двухсот миллионов. Во всяком случае, начиная с этой суммы.
– Вау! – крикнула Лина.
– Чего вау? – расстроенно просипел Умник. – Лучше бы там лежала пара лимонов – и достаточно, и проблем бы не было. А так мы в полном пролете. Твоя карта
– Какие еще проблемы?
– Ты что, не поняла про степень допуска? Объясни ей, Ушастик.
– Обычный счет, на котором лежит до пятидесяти миллионов, имеет первую ступень допуска и обслуживается достаточно просто, – сказал Ушастый. – Да что тебе говорить – сама знаешь, как это делается. Приходишь в банк, предъявляешь охраннику карту, он кивает тебе башкой – ага, мол, леди, снимай свои бабки. Вставляешь в банкомат карту, прикладываешься пальчиками к дигитосенсору, потом смотришь прекрасными глазками в сканер сетчатки. Охранник наблюдает, все ли нормально. Поскольку все нормально, получаешь свои денежки и сваливаешь. Вариант другой: карта чужая, но с такой же первой ступенью допуска. Ты приходишь к Ушастому, приносишь ему какой-нибудь биоматериал владельца этой карты. Например, его носовой платок с высохшими соплями, или грязные носки, или вообще что угодно, на чем есть клетки его организма. Кстати, биоматериал Тутмеса можно и не приносить – он есть в моей генотеке, хобби у меня такое – коллекционировать чужие генчики. Дальше происходит вот что: Ушастый берет клетки, и начинает клонирование. Со сто пятидесятой, предположим, попытки у него это получается. Занимает это, предположим, две недели. И теперь у Ушастого есть маленький эмбриончик – точная копия Тутмеса. Эмбрион растет в инкубаторе, причем растет очень быстро, потому что Ушастый – хороший биотехник, он знает, как заставить ткани расти с хорошей скоростью, к тому же он не любит ждать долго. И через месяц у нас есть такой вот плод, – Ушастый раздвинул ладони сантиметров на двадцать, – а больше нам и не нужно. Мы берем этого уродца, снимаем у него отпечатки пальцев и сканируем рисунок сетчатки. Конечно, они не совсем такие, как у взрослого Тутмеса, но это не проблема. Потому что мы закладываем эти рисуночки в комп, и несложная программа тут же выдает их нам такими, какими они будут у взрослого – в любом указанном нами биологическом возрасте. И вся эта процедура называется «подготовка к геновзлому». Слышала когда-нибудь такое словечко?
– Нет, – сказала Лина.
– И вряд ли могла услышать. Геновзлом – преступление второй степени, приличные люди такими делами не балуются.
– А что будет с этим… с ребеночком? – спросила Лина.
– Это не ребеночек, – сурово заявил Ушастый. – Это всего лишь биообразец. Его, естественно, утилизируют после использования. Чтоб не оставалось улик.
– А если его не убивать, а продолжать выращивать? Можно получить настоящего Тутмеса?
– Да легко, – усмехнулся Ушастый. – Если будем инкубировать клон в течение целого года, то получим копию Тутмеса – подростка с биологическим возрастом лет пятнадцать, абсолютного идиота, с кучей генетических дефектов и внутренними органами, неспособными к функционированию. Если вынуть его из инкубатора, он откинет копыта через пять минут. И обойдется такое удовольствие миллионов в шесть. Тебе это надо?
– Бр-р… – Лина зябко повела плечами. – Ты лучше про взлом расскажи – чего там дальше-то?
– Дальше просто. Мы изготавливаем, детка, виниловые отпечатки и приклеиваем их на твои красивые пальчики. А также делаем специальные контактные линзы, и ты вставляешь их в глазки. И можешь считать себя Тутмесом. Идешь к подходящему банкомату, мило улыбаешься охраннику, инициируешь карту, прикладываешься пальцами, смотришь в сканер. Когда луч сканера дотрагивается до линз,
– Почему?
– Потому что на счету Тутмеса валяется не меньше двухсот лимонов. И это значит – вторая ступень допуска. Ежели не третья, хотя в нашем случае это уже не имеет значения. Потому что отпечатки пальцев вместе с сетчаткой при таком допуске – детский лепет на лужайке. При второй ступени тебе действительно нужно быть Тутмесом – биологически. Ты думаешь, в банках дураки сидят? Вот, смотри, – Ушастый поднял вверх карту Тутмеса. – Что это такое? Просто кусок пластика с магнитной дорожкой. Если каждая хитрая белая девочка будет приходить с такой, и пытаться снять со счета больше двухсот лимонов, и выдавать себя при этом за сорокалетнего чернокожего, то банки быстро останутся с голой задницей, не так ли? Поэтому с тобой там даже разговаривать не будут – загребут в каталажку и вызывай адвоката.
– А если найти кого-нибудь, похожего на Тутмеса? Переделать ему лицо. Это ведь не так сложно. Ну я, конечно, теоретически говорю…
– Теоретически… – хмыкнул Ушастый. – Видали мы таких теоретиков. Я тебе еще раз говорю – клиент проходит биологическую идентификацию. Когда Тутмес открывал счет, то ему вежливо предложили сдать десять кубиков кровушки и пройти простенькую, неглубокую мнемозапись. И он выполнил все это, конечно, иначе хрен бы ему открыли счет. И даже если наш фальшивый африканец будет иметь стопроцентную рожу Тутмеса, то биотест ему не пройти. Так что забудь все это, детка. Может, у тебя есть другая карта старины Тутмеса, попроще, не такая навороченная?
– Другой нет, – сказала Лина убитым тоном.
– А бабки, небось, нужны?
– Нужны…
– Тогда повторяю свое предложение. Плюнь мне в пробирку. Четыре тысячи дам. Ладно, пять тысяч – так и быть. Пойдет?
– Нет, – сказала Лина, – Нет.
Ушастый поднялся и вразвалку поковылял к девушке. Лине показалось, что она услышала, как заскрежетали его подагрические суставы.
– А ведь ты что-то темнишь, детка, – проскрипел Ушастый. – Почему не хочешь оставить мне свои клеточки? Ты не из копов, случаем? Это, знаешь ли, как-то подозрительно. Очень подозрительно…
– Она не коп, – бросил Умник, тоже поднимаясь из кресла. – Я прозвонил ее. Если б не прозвонил – не привел бы сюда, сам знаешь. Поэтому не говори чушь и не обижай мою клиентку.
– Кто она на самом деле? Ты знаешь?
– Знаю. Но тебе не скажу.
Лина недоуменно хлопала глазами – что ей еще оставалось делать? Прозвонил? Это еще что такое?
– Пойдем, Лина, – сказал Умник, в первый раз назвав ее просто по имени, безо всяких «леди» и «детка». – Пойдем. Не бойся Ушастого, он хороший чувак, но нам здесь нечего делать.
– Забавные дела происходят, – сказал Ушастый. – Забавные, брат.
– Извини, что зря побеспокоили, брат. Сколько с меня?
– Двести.
– Ладно, что там две сотни? Возьми пятьсот.
– Ну давай…
Умник отсчитал Ушастому пять бумажек. Потом молча пошел к выходу. Лина поплелась за ним.
Голова ее гудела от переизбытка информации. И очень хотелось есть.
– Лина, уже поздно, – сказал Умник. – Три часа ночи. Останься у меня, а завтра поедешь домой.
– У тебя в постели? – усмехнулась Лина.
– Нет. У тебя будет своя комната. Приличная комната. Не хуже, чем у вас, хай-стэндов. Даже лучше.
– Я поеду, – сказала Лина. – Я дико устала. Но еще дичее хочу домой.
– Как ты доберешься? Сабвей уже не работает.
– Поймаю такси.
– Такси? – Мардж покачал головой. – Забавная ты, Лина. Я никак не пойму – тебе надоело жить или ты вправду ничего не боишься?
– Очень хочу жить и боюсь всего на свете.
– Я отвезу тебя.