Особое задание
Шрифт:
Сюй И-синь пояснил, что дней десять назад командование Сычуаньской армии, решив, что здесь слабое место в обороне Красной армии, начало наступление своими главными силами. Части 4-й армии умышленно отошли и сосредоточились на флангах. Противник был окружен и отброшен.
У Чжи молча осматривал место недавнего боя — траншеи, залитые почерневшей кровью, поваленные деревья, трупы вражеских солдат: наверно, все эти солдаты были крестьянами и пошли в гоминдановскую армию, чтобы спастись от голодной смерти. Но в армии им платили не больше двух юаней в месяц, а иногда вместо жалованья выдавали по три-четыре ляна [36]
36
Лян — мера веса, равна 37,3 грамма.
Такие горестные мысли не покидали У Чжи весь день. Они шли и шли вперед и везде видели разрушенные отступившим врагом деревни, сожженные дома. На всем пути их преследовал тяжелый запах войны — запах разлагающихся трупов и пожарищ, запах крови и пороха. Они прошли не меньше сотни ли, прежде чем смогли остановиться на ночлег в уцелевшей деревне.
Только к полудню следующего дня они достигли небольшой деревушки Чжоуцзяба — последнего поста Красной армии. Здесь они пообедали, сняли военное обмундирование и переоделись в крестьянскую одежду, повязав головы зелеными платками. Сюй И-синь чувствовал себя очень непривычно в крестьянской куртке и штанах.
— Сразу и не разберешь, кто я — мужчина или женщина, — смеялся он, повязывая голову платком. — А ты хоть и с обезьяной, а на поводыря мало похож.
Командир роты передового охранения Ван детально ознакомил их с обстановкой. Он рассказал, что накануне в пяти ли от деревни произошла стычка с дозором противника, во время которой погибли три наших бойца. Поэтому следовало быть осторожными.
— При встрече с гоминдановцами ты внимательно следи за мной, — предупредил У Чжи своего спутника. — И самостоятельно ничего не предпринимай.
— Ты думаешь, у меня сразу душа в пятки уйдет? — рассмеялся Сюй И-синь. — Я, как и ты, воспитан армией, и неожиданности меня не пугают.
Попрощавшись с Ваном, они двинулись дальше. Впереди шел У Чжи. На душе у него стало тоскливо. Они шли по такой же земле, что и вчера, — это была их родная земля, но с каждым шагом они теряли свою свободу и не могли даже громко разговаривать. Здесь приходилось следить за каждым своим шагом, за каждым движением, ибо в любой момент могли появиться враги.
Через пять ли они увидели следы недавней схватки. Здесь пролилась кровь троих товарищей, геройски отдавших свою жизнь за родину. И хотя оба они никогда не видели этих людей, сердца их сжались от боли.
Дорога становилась труднее. На их пути то и дело попадались огромные валуны. Толстые стволы бамбука свечами уходили в небо, и заросли его становились все гуще. Высокие пальмы своими кронами, словно огромными зонтами, закрывали небо. У Чжи вспомнил, что по имеющимся сведениям банда Чэнь Гуй-шэня промышляет еще и пальмовым волокном, и подумал, что с каждой такой пальмы можно содрать не меньше сотни цзиней волокна.
С большой палкой в руках и с обезьянкой на плече У Чжи с трудом пробирался сквозь заросли. Никакой тропы давно уже не было, и они шли наугад. С лиц их в три ручья стекал пот, горло пересохло, но источника им не попадалось. Медленно
— И-синь, как ты думаешь, стоит нам подойти к нему, расспросить о дороге и о воде? — шепотом спросил У Чжи.
— Я думаю, стоит. Ты видишь, он машет топором, как заправский лесоруб, значит человек простой. К тому же нас двое, а он один.
У Чжи согласился с доводами товарища, открыто подошел к дровосеку и спросил:
— Скажи, почтенный, как пройти в селение Циншиянь?
— А что вам там нужно? — насупив брови, ответил незнакомец.
— Вообще-то нам нужно в Наньчжэн, но дорога туда идет через эту деревню.
— Вон оно что! — Он показал им дорогу и снова принялся за свое дело.
— Мы очень хотим пить, есть тут где-нибудь неподалеку вода?
— По этой дороге вам попадется родник.
Поблагодарив дровосека, они продолжали свой путь. Вскоре действительно показался небольшой ручеек, сбегавший по камням вниз. Достав кружки, они зачерпнули воды и с жадностью стали пить, с каждым новым глотком ощущая, как прибавляются их силы.
Мартышка тоже утолила жажду и весело запрыгала по стволу бамбука. Она всю дорогу забавлялась: то скакала по деревьям, то кувыркалась на спине У Чжи.
Освежившись, путники пошли веселее. Вскоре они попали в густой темный лес. Медленно пробирались они сквозь чащу деревьев, как вдруг неожиданно откуда-то донесся звонкий девичий голос:
Вишня сладка, Да трудно вырастить дерево. Песня звучна, Да трудно ее пропеть. Рис-то хорош, Да трудно рассаду высадить. Рыбка вкусна, Но трудно вытащить сеть…Чем дальше, тем голос певицы был слышен отчетливее. «Чудеса! — удивлялся У Чжи. — Что в этих зарослях может делать девушка? Да и где она сама?» Они осмотрелись, но вокруг не было ни души. Песня неожиданно оборвалась.
— Кто бы это мог петь? — недоумевал У Чжи.
— Народ в этих местах музыкальный, особенно девушки.
— И они поют даже в одиночку?
— Боится одна в лесу, вот и поет!
— Неправда! — послышалось сверху. — Я пою просто так, и страх тут ни при чем.
Оба путника в изумлении посмотрели вверх и только сейчас увидели на толстом суку молоденькую девушку с блестящим топориком в руках. Она рубила ветки. Голова ее была повязана косынкой, а воротник и обшлага курточки обшиты блестящей тесьмой. На темном лице задорно блестели живые глаза. Она время от времени украдкой поглядывала на пришельцев. У Чжи редко приходилось встречать девушек, которые держались бы так независимо при незнакомых людях.
— Вэй, — запрокинув голову, крикнул он ей, — ты можешь нам показать дорогу?
Девушка прекратила работу, уперлась ногой в ствол и нагнула голову.
— А куда вы идете?
— В Циншиянь!
— Идите в ту сторону, — она показала рукой на север, — выйдете из лесу — пойдете направо, увидите на горе кумирню, минуете ее, и там же рядом деревня.
— Спасибо тебе! — сказал У Чжи и пошел в указанном ею направлении.
Вслед ему послышался вопрос:
— А чем вы занимаетесь?