Особое задание
Шрифт:
Через несколько дней, встретившись с Шерстневым все в той же хате Захара Ильича, Алексей услышал то немногое, что полицаю удалось выспросить у знакомой санитарки госпиталя.
– Взрывом курсанту изранило руки, - сказал немногословный Шерстнев. Обезобразило лицо до неузнаваемости.
– До неузнаваемости, говоришь?
– насторожился Столяров, услышав последнюю фразу Тимофея.
– Да, - подтвердил тот.
– Ему опалило волосы, брови, ресницы, на щеках и на лбу сильные ожоги.
Он лежит неподвижно на спине с забинтованной
Столяров забегал по избе. Таким взволнованным Шерстнев его никогда не видел.
Наконец, немного успокоившись, Алексей остановился напротив Тимофея.
– Слушай, - сказал он, - нужно найти надежного человека из военнопленных врачей. Впрочем, тут может помочь Лещевский. Я сегодня же поговорю с ним: он ведь знает в госпитале всех.
Шерстнев не стал расспрашивать Алексея ни о чем.
Он уж и так догадывался, какой план родился в голове у его друга. Но затея эта показалась ему фантастической. Такого же мнения придерживались Колос и Готвальд.
Особенно скептически был настроен Колос.
Действительно, замысел Алексея подменить в последний момент умиравшего курсанта, как когда-то сделал с ним Лещевский, казался совершенно несбыточным.
– Ведь человек должен быть очень похож на обожженного курсанта, сказал Скобцев.
– Да он же будет с забинтованным лицом, - убеждал товарищей Алексей.
– А голос? А манера говорить, двигаться? А наконец, отпечатки пальцев?
– возражал Колос.
– Но в том-то и дело, что даже руки опалены, стало быть, ни о каких отпечатках пальцев не может быть и речи, - защищал свою идею Столяров.
– А что касается приблизительного сходства - такого человека можно найти.
Первые два дня Колос всячески иронизировал над планом Алексея и выискивал в нем все новые и новые уязвимые места.
Он так часто возвращался к обсуждению этой идеи, что "Алексей наконец стал смеяться.
– Кажется, моя мыслишка не дает тебе покоя. А?
Сознайся? А ведь она соблазнительна!
– Конечно!
– с виду неохотно согласился Геннадий.
– Но уж чересчур сложна.
– Предложи проще!
Но Колосу ничего другого так и не удалось придумать. И уже теперь обсуждали план Столярова все втроем, горячась, увлекаясь и одергивая друг друга, если кто-нибудь залезал в дебри фантазии.
В замысел посвятили Лещевского. После пыток в гестаповском застенке, после всех волнений, связанных с побегом, Адам Григорьевич еще не совсем оправился.
Столяров попросил Скобцева, чтобы хирургу назначили усиленный паек: за два месяца тюремного заключения Лещевский исхудал до неузнаваемости. Но врач попрежнему был полон решимости и мужества.
– Что я буду делать в отряде?
– спросил он Алексея в первый же день.
– Отдыхать, - ответил тот.
– Пока только отдыхать, дорогой доктор, а потом дела найдутся.
– Но не могу же я быть нахлебником?
– Не волнуйтесь. Вернете долг, когда
Однако вскоре после этого разговора Алексей уэнал от комиссара отряда, что хирург уже оперировал в санитарной палатке раненого в ногу партизана.
– Так он же сам еле на ногах держится!
– удивился Столяров.
– Я пытался его отговорить, - сказал комиссар, - но он замахал на меня руками и заявил, что работа для него - лучшее лекарство.
И вот теперь Лещевский, смущенно улыбаясь, появился в землянке Столярова. Ссадины на лице хирурга уже заживали, но некоторые еще были заклеены пластырем.
Алексей решил сделать вид, что он ничего не знает о подпольной практике своего друга, и приступил к делу.
Поначалу он спросил врача, есть ли в немецком госпитале человек, заслуживающий доверия.
– Я имею в виду русских, конечно. Там ведь есть врачи из военнопленных, вольнонаемные сестры и санитарки. Вы ведь всех знаете?
Лещевский ответил, почти не задумываясь.
– Самый порядочный там, на мой взгляд, Солдатенков. Михаил Иванович Солдатенков.
– Кто он?
– поинтересовался Алексей.
– Терапевт. Капитан медицинской службы. Попал в плен под Могилевом.
– Адам Григорьевич, здесь дело очень серьезное.
Вы за Солдатенкова можете поручиться?
– Как за себя!
– твердо ответил врач.
– Мы были откровенны друг с другом. Он так же, как и я, очень мучился, что ему приходится работать на немцев. Собирался бежать к партизанам, но не знаю, удалось ли ему... Если он еще в госпитале, я могу сам пойти к нему и обо всем, что вам нужно, уговориться...
– Нет, - возразил Алексей.
– Вам в город идти нельзя. Мы найдем другой способ связаться с Солдатенковым.
Когда Лещевский уже был у выхода из землянки, Алексей все же не удержался и, улыбнувшись, спросил:
– Ну, как прошла операция? Руки не дрожат?
Лещевский с трудом раздвинул в улыбке разбитые губы.
– Уже донесли? Ну да ладно, от вас все равно ничего не утаишь... Так вот, прошла успешно... И руки не дрожат!
Поговорить с Солдатенковым поручили Шерстневу.
Когда Тимофей сообщил, что врач обещал свое содействие, Алексей передал "полицаю" еще одно задание:
во что бы то ни стало добыть фотографию лежавшего в госпитале курсанта. Но, естественно, сделанную еще до несчастного случая, изуродовавшего его. Задача была чрезвычайно сложная. Шерстнев ничего не обещал, в госпитале скорее всего документов обгоревшего не было. Его фотография могла быть только в секретной картотеке гестапо или абвера. Впрочем...
...Связного из города ожидали с нетерпением. Он появился в лагере морозной зимней ночью и откуда-то изпод подкладки пальто достал аккуратно завернутую в бумагу фотографию, наспех сделанную копию.