Особый район Китая, 1942-1945 гг.
Шрифт:
О выступлении Не Жун-чжэня.
Операции японцев по овладению Ханькоу, Хэнъяном и Учаном развернулись в мае 1938 года. Однако бои приняли затяжной и кровопролитный характер.
Тогда японцы изменили свой план и обрушились на Кантон. 22 октября Кантон был захвачен.
Мюнхенское соглашение в Европе породило у японской военщины надежду добиться того же на Дальнем Востоке, т. е. добиться согласия главных мировых держав на раздел Китая в интересах Токио.
Японский фашизм рассчитывал, что чемберлены и даладье на Востоке сумеют убедить правительство Китая согласиться на капитуляцию. Токио ставил на антисоветизм
Однако бои в Китае продолжались.
В конце октября японцы ворвались в Ханькоу. Правительство Чан Кай-ши было вынуждено покинуть город. Вскоре временной столицей Китайской республики стал город Чунцин.
В ноябре 1938 года II сессия Национально-политического совета Китая призвала к всеобщей мобилизации народа. «План восточного Мюнхена» явно терпел крах. Народ Китая не соглашался на японское рабство. Правительство Китая, несмотря на происки правых элементов Гоминьдана, было вынуждено с этим считаться.
Большие потери японской армии в операциях по захвату Кантона и других городов затормозили наступление, но не это было главной причиной. Получив в свое распоряжение богатейшие районы Китая, Япония приступила к подготовке войны с Советским Союзом. Ее манили Советский Дальний Восток и Сибирь («Сибирь-Го»). Со стороны некоторых капиталистических держав по отношению к Японии продолжалась та же политика умиротворения, что и по отношению к фашистской Германии. Их чрезвычайно [550] устраивал план разгрома СССР одновременно с запада и востока. На Западе мюнхенское соглашение развязало руки Гитлеру. Чемберлен и другие реакционные политики не сомневались, что Гитлер повернет теперь на Восток.
В свою очередь Япония стала сворачивать свои военные действия против Китая, высвобождая силы для нападения на СССР...
Не Жун-чжэнь с трибуны съезда Коммунистической партии Китая заявил, что это ошибка — «связывать политические и военные вопросы». Не следовало вести боевых операций после 1938 года, когда Япония резко сократила свою боевую деятельность в Китае. Именно тогда последовали известные провокации японских милитаристов в районе озера Хасан и на Халхин-Голе.
Не Жун-чжэнь заявил, что это, мол, в «интересах Мюнхена», т. е. каких-то других государств, а «нам следовало прекратить борьбу с японцами, свести ее к партизанской», как этого добивался еще тогда «председатель Мао». То есть, не нужны были военные операции 8-й НРА и 4-й НРА, а затем и «битвы 100 полков»! Пусть СССР сам выпутывается, как хочет — вот смысл его заявления. Это было сказано о напряженнейшем периоде в истории СССР — кануне Великой Отечественной войны.
С другой стороны, Не Жун-чжэнь сетовал на то, что «мы тогда не послушали председателя Мао». Пусть Чан Кай-ши дрался бы с японцами. Нам следовало, согласно теории Мао Цзэ-дуна, засесть на своих базах, выжидая, когда главные политические силы обескровят себя в борьбе. И это было заявлено о 1938 и 1939 годах, когда Япония прощупывала советские границы у озера Хасан и на Халхин-Голе!
«100-полковая операция» была проведена в Северном Китае силами 8-й НРА. Проводилась она без предупреждения генштаба Чан Кай-ши, несмотря на договор о совместных действиях против японцев и включении соединений китайской Красной армии в состав войск центрального правительства.
«Битва 100
Официальная версия Мао Цзэ-дуна: «битва 100 полков» была предпринята ради срыва «второго Мюнхена» (изоляции капитулянтских элементов правого крыла Гоминьдана) и срыва якобы готовящегося нового японского наступления.
Инициатором «битвы 100 полков» был Мао Цзэ-дун, который информировал Коминтерн о плане операции.
Теперь, после выступления Не Жун-чжэня на съезде и многих лет знакомства с Мао Цзэ-дуном, а также исходя из ряда других фактов, я пришел к твердому убеждению, что операция по замыслу Мао Цзэ-дуна преследовала две цели:
1. Расширение и создание новых баз КПК, что не могло не повлиять на прочность союза между Компартией и Гоминьданом. Недаром от военного командования центрального правительства подготовка операции была тщательно засекречена. Даже благополучный исход операции при несогласовании ее с Чунцином неизбежно вел к расколу единого национального фронта, ибо в нем были элементы гражданской войны, принявшей иные формы.
2. Дискредитация политики Коминтерна по отношению к единому антияпонскому фронту, а значит, и подрыв позиций Ван Мина и других интернационалистов.
Операция была подготовлена скоропалительно, без надлежащего планирования, учета сил и средств. Фактически с первого же дня боев она была обречена на провал. Понимая теперь, какое значение председатель ЦК КПК придавал борьбе с Коминтерном и «московской оппозицией», почти не сомневаюсь, что она явилась сознательной провокацией Мао Цзэ-дуна против единого национального фронта и тактики маневренной войны, то есть активного противодействия захватчикам. Вчера это почти слово в слово признал один из самых видных военных работников КПК (полунамеки Не Жун-чжэня: «не смешивать политические и тактические задачи... Ответ на Мюнхен»).
Поражение 8-й НРА в «битве 100 полков» дало возможность Мао Цзэ-дуну перейти от тактики маневренной войны к партизанской. У него были теперь нужные доказательства...
Эта политическая и военная цель была достигнута Мао Цзэ-дуном ценой поражения войск 8-й НРА, героически сражавшихся против японских захватчиков. Но героизм китайских коммунистов, командиров и бойцов ничего не [552] значил для Мао Цзэ-дуна — был лишь составной частью его плана...
Таким образом, в борьбу китайского народа и КПК за независимость и свободу своей родины внес свои коррективы Мао Цзэ-дун. Коррективы, которые были лишь деталями его собственного «революционного плана».
Не Жун-чжэнь и ряд других ораторов, осуждая маневренную тактику тех лет. оправдывают партизанскую тактику ведения борьбы против Японии. Но они в своей откровенности забывают о том, что автором операции был сам Мао Цзэ-дун. Значит, душой заведомо порочной, с их точки зрения, операции был сам председатель ЦК КПК. Мудрость председателя ЦК КПК оказывается на деле подлостью. Этого ораторы, разумеется, не хотели сказать, тут вышло само собой, как бы в подтверждение старой истины: нет ничего тайного, что рано или поздно не стало бы известно людям...