Особый район Китая, 1942-1945 гг.

Владимиров Петр Парфенович

По выросшим в Китае кадрам наносили удар. В то время против оппортунизма везде вели массовую борьбу. Избивали товарищей Мао Цзэ-дуна, Ли Шао-цзю и других (имеются в виду футяньские расправы, за которые якобы пострадали Мао и его сообщники). Теперь видно, что оппортунисты не они, а мы!

Прежде в партийных резолюциях фигурировало только — «Мао Цзэ-дун — оппортунист» и т. п. Надо исправить, снять этот позор!

Неправильно велась борьба с так называемой контрреволюцией. Она нанесла нам большой вред! Мелкобуржуазные выходцы нанесли партии значительный урон. Я это видел, понимал вредность, но ничего не мог поделать. И за это я несу ответственность. Но еще большую ответственность несу за последующий период —

я был тогда ответственным советским работником в правительстве.

Я сам не преследовал «оппортунистов», но ответственность несу...

Причины моих ошибок:

1. Моя мелкобуржуазность.

2. Легкомыслие.

3. И т. д.

На последнем пленуме был подведен итог этому периоду. [537] Я с ним согласен... Идеи товарища Мао Цзэ-дуна ведут к сплочению...

Доклад товарища Мао Цзэ-дуна разрешает проблемы революции в нашей стране. Будут ли подстрекательства? Будут! Подстрекатели будут стремиться расколоть нашу партию и добиваться того, что не удалось гоминьдановским особым службам. Доказательства — документы о наличии в нашей партии течения против Мао. Я призываю к бдительности! Теперь мы можем оценить, к чему приводят мелкобуржуазные взгляды.

После Цзуньи я работал под руководством товарища Мао Цзэ-дуна. На совещании в Цзуньи я добился определенных успехов в правильной оценке взглядов товарища Мао Цзэ-дуна, но у меня еще оставались ошибки.

Таким образом:

1. Оценивая ошибки, я не считал, что это ошибки партийного курса. Это потому, что я еще до конца не осознал свои промахи. Отчасти и оттого, что боялся за них ответить. Я понимал ошибки, но не до конца. Не мог понять до конца.

В Шэньси, когда велась борьба с контрреволюцией — арест Гао Гана, я настаивал, но не до конца, на разборе данного дела. Я не понимал, что Гао Ган и другие были... вождями. После того, как Го Хун-тао совершил ошибки и т. п., я отнес их на счет товарища Мао Цзэ-дуна.

2. В Особом районе я также совершил ряд ошибок: дела Гао Гана, Лю Чжи-даня и др.

3. По отношению к прибывшей к нам интеллигенции я был либералом, не перевоспитывал ее...

4. После шестого пленума я больше применял догматические методы воспитания. Этот метод я применял и в воспитании молодежи...

Откуда мои ошибки? Это идеология мелкобуржуазной самоуверенности. И другие, и я недооценивали идеологию и стиль работы товарища Мао Цзэ-дуна.

Почему в нашей партии смог прижиться такой мелкобуржуазный стиль? Потому что в нашей партии много мелкобуржуазных элементов... В нашу партию влились огромные массы мелкой буржуазии, интеллигенции. Особый расцвет этих настроений — статьи Ван Ши-вэя. Дальше так не могло продолжаться. Не подавлять этого нельзя было. Не осталось бы марксизма... Такие работники в центральном аппарате, как я, не видели в этом опасности. Только 1 мая 1941 года товарищ Мао Цзэ-дун поставил [538] вопрос о перестройке учебы... Меня тогда не было в Яньани...

Что я получил от чжэнфына?

Я глубоко почувствовал, что моя гордость, самомнение мешали мне воспринять учение товарища Мао Цзэ-дуна. Гордость — это отказ от признания своих ошибок, от критики и даже от товарища Мао Цзэ-дуна... Это моя мелкобуржуазность!

Преодолеть гордость, самоуверенность помог мне чжэнфын... Без чжэнфына нельзя расти... Товарищ Мао Цзэ-дун помог мне в преодолении гордости...

Критика — медикамент. Потребляется вначале большой порцией, а потом постепенно. Критиковать меня мало — для меня было бы не много пользы. Товарищ Мао Цзэ-дун помог мне, он помог принизить мне мою гордость. Воспринимая идеи товарища Мао Цзэ-дуна, я очень много пережил и передумал.

Я думал о своей прежней работе. Пусть я работал плохо, но ведь есть у меня и заслуги. Почему о них не говорят?.. И это тоже мелкобуржуазная отрыжка. Я был прежде очень крупным

работником. Мой авторитет был велик. И я должен признаться — это все маска, ее сорвали с меня! Было больно, но это необходимо. Я ни о чем не жалею, во мне обнаружилась пустота, мои взгляды беспочвенны. Я это понял! Правильно, за мои ошибки меня следует третировать!

Раньше мой авторитет обусловливала моя мелкобуржуазная суть. Это был ложный авторитет... Я теперь пролетарий... Пролетарский дух у меня начал расти и привился. Это связано только с чжэнфыном.

Я прежде полагал, что можно изучать только Маркса и Энгельса, а статьи товарища Мао Цзэ-дуна можно посмотреть один или два раза — и достаточно. Теперь я понял, что товарища Мао Цзэ-дуна надо изучать.

Что значит искренне изучать произведения товарища Мао Цзэ-дуна?

Значит, отказаться от зазнайства и гордости. Надо уметь принимать критику. Исходя из своего опыта, могу заявить: гордость тормозит развитие нашей партии!..

Могу засвидетельствовать: гордость мешает понимать критику, изолирует от масс. Она ведет к тому, что человек ничего не видит, не слышит... Гордость — путь к загниванию. Все, кто имеет заслуги, не должны возноситься.

Если товарищ Мао Цзэ-дун будет гордиться, тоже плохо. Однако он всегда скромен. Он старается быть учеником [539] масс. Он идет вперед! Он всегда будет вождем, ибо он с массами! Без масс вождя нет! Общепризнанный вождь не может поддаваться гордости и не поддастся...

Это все я получил от чжэнфына.

В процессе этой учебы я отрекся от гордости. Я проработал стиль, идеи товарища Мао Цзэ-дуна... Я здесь открыто заявляю о совершенной правоте товарища Мао Цзэ-дуна. Отныне я буду его учеником. Однако опрометчиво полагать, будто уже завтра я буду проводить в жизнь его учение. В начале чжэнфына я думал, что усвоить идеи товарища Мао Цзэ-дуна легко. На практике все оказалось иначе. Я все время, шаг за шагом упорно овладеваю идеологией товарища Мао Цзэ-дуна. Прежде я просто много болтал о вещах, в которых мало смыслил. Это вредно — написать статью и думать, что все хорошо. Нет, ты будешь так же далек от истины. Товарищ Мао Цзэ-дун глубоко прав, утверждая, что повторять чужие мысли и говорить, что понял их, — неверно!.. Утверждаю это на основе своей перестройки. Сказал слово — и проверь! Сказал — и выполняй! В противном случае ты антимаоцзэдунист!.. Здесь много сказано, но все надо воплотить в жизнь. Я больше не буду легкомыслен в работе — в противном случае я не смогу быть учеником товарища Мао Цзэ-дуна. И любой тогда может не считать меня марксистом.

Читая в прошлом марксистские работы, мы обманывали других. В будущем я буду очень бережен по отношению к учению товарища Мао Цзэ-дуна. Идеи и стиль товарища Мао Цзэ-дуна очень глубоки, но и доходчивы...

(Далее Ло Фу говорит о несогласии некоторых военных товарищей с Мао Цзэ-дуном. Говорит о том, что они ошибались. И «не могли не ошибаться, ибо им нельзя обладать таким гением, как гений товарища Мао Цзэ-дуна»).

Революция нелегкое дело. Правильный курс был указан товарищем Мао Цзэ-дуном еще на конференции в Цзуньи. И только через 10 лет, сейчас, этот путь закреплен определенными решениями...»

Вторым после Ло Фу выступил Кан Шэн.

Кан выступил по двум вопросам:

1. По крестьянскому (как стержневому в современных условиях).

2. Специальному:

а) о военно-разведывательной деятельности японцев против баз КПК;

б) о гоминьдановский разведке; [540]

в) о сотрудничестве гоминьдановцев с японцами в подготовке шпионских кадров;

г) о сотрудничестве специальных служб США и ГМД.

* * *

Я на съезде единственный советский наблюдатель. А нынешний съезд КПК особенный! С первых же дней его работы становится ясно, что он утверждает безраздельность власти Мао Цзэ-дуна...