Особый район Китая, 1942-1945 гг.
Шрифт:
Мао Цзэ-дун спросил, делаю ли я это по заданию Москвы или это моя инициатива. Я снова объяснил ему, что это моя инициатива, продиктованная искренним интересом к фактам, имеющим громадное политическое и общественное значение.
Мао кивнул, встал и долго расхаживал. Потом сказал: «Ладно. Я на себя возьму освещение основных вопросов. Тут, пожалуй, только я и смогу помочь. Ладно, ладно...» Он предложил тут же приступить к работе.
Я достал свой блокнот, не успел толком устроиться за столом, как он начал диктовать. Чувствуется привычка Мао к
Я записал за ним план работы, отправные пункты.
Работать Мао умеет. Уже через десять минут он читал мне настоящую лекцию о том, что именно главное в данном исследовании и чего следует избегать.
Я было заикнулся о своем плане, но он даже не захотел и слышать о нем.
Смысл всех его доводов следующий: «Я основной участник и свидетель данных событий и судить мне».
Потом Мао выдвинул условие, которое соблюсти необходимо: готовое исследование он должен прочитать и поставить везде подписи, так сказать, придать таким образом работе достоверность, повысить ее значимость. Короче, я должен писать строго под контролем, иначе он откажется давать мне объяснения, помогать и т. п.
Все это выглядело в достаточной мере ребячливо, но делать было нечего и я согласился.
Вопрос о партии, ее развитии, идейных столкновениях в партии и т. д. будет контролировать сам председатель ЦК КПК, лишь от него я смогу получить факты и объяснения фактам. Тут Мао в категорической форме заявил, что я не должен пробовать выяснять данные вопросы у кого-либо другого. Он сказал даже, что предупредит всех, чтобы товарищи не консультировали меня без его санкции. [185]
Вот это уже было не забавно. Характер отношений в руководстве КПК предстал передо мной в обнаженном виде. Жесткое подчинение всех власти председателя ЦК КПК.
О зарождении, развитии Красной армии Китая председатель ЦК КПК предложил просто прослушать лекцию, которую он прочтет для меня. Какие-либо другие источники и сведения он безапелляционно квалифицировал как «некомпетентные» и «вредные». И здесь тоже всякие консультации с кем-либо были Мао просто запрещены.
Когда мы уже прощались, Мао Цзэ-дун сказал, что о наших беседах никто не должен знать. Я должен приходить один. Переводчик Алеев не нужен. Я, мол, достаточно знаю язык, чтобы все понять. «Свидетели, — сказал Мао, — только усложнят нам работу».
Но этим он не ограничился. Он стал льстить мне и в то же время намекать на то, что не доверяет моим товарищам. Я выразил удивление. Мао возразил в столь грубой и резкой форме, что я даже поначалу опешил. Мао почти кричал, убеждая меня в том, что здесь, в Яньани, доверять никому нельзя, а моим советским коллегам — тем более, они здесь чужие и т. п.! И тут же начал нахваливать руководство Коминтерна и товарища Сталина...
Но и этим председатель ЦК КПК не ограничился. На прощание он выдал очередную порцию брани в адрес Бо Гу, Ван Мина и «прочих догматиков, которые вяжут КПК по рукам и ногам перед Чан Кай-ши...» Он горячо доказывал мне, что Бо Гу и Ван Мин идейно продолжают
Лекции будут на тему: «Мао Цзэ-дун и КПК», «Мао Цзэ-дун и борьба с мелкобуржуазными течениями в КПК» и все в таком роде.
Эта полусмешная, полугорестная сцена ярко выявила ревнивое отношение Мао к вопросам престижа, заслуг, власти. Он хочет быть абсолютно правым во всем. Всегда и в будущем.
Что же, послушаем...
9 августа
Жэнь Би-ши на самостоятельные решения не отваживается, хотя по ряду вопросов имеет на это право. Даже избегает ставить свои подписи под уже одобренными документами без личной дополнительной санкции Мао Цзэ-дуна, [186] которому во всем угодливо поддакивает. Кан Шэн широко пользуется этим обстоятельством.
Жэнь Би-ши работает днем, с обязательными перерывами на отдых. Если нет заседаний у Мао Цзэ-дуна, засветло ложится спать. Любит поесть, потолковать о своих болезнях. Пьет мало, курит весьма умеренно.
У Жэнь Би-ши двенадцатилетняя дочь. Жена выполняет роль медсестры и личного секретаря.
К советским людям относится незлобиво, но боится скомпрометировать себя дружескими отношениями. Поэтому сугубо официален.
Мао Цзэ-дун использует его для связи со мной.
11 августа
В центральном госпитале уличены в «шпионаже» девять из каждых десяти работников! Орлов ошеломлен, Да-а...
Яньань в оцепенении.
«Духовная чистка» связана с самыми мрачными перспективами для КПК. Отныне всякая инициатива любого члена партии будет рассматриваться с точки зрения соответствия «идеям» Мао Цзэ-дуна. Впрочем, и сама инициатива теперь вряд ли возможна.
Все это делает неизбежным процесс бюрократизации партийного аппарата и самого прилежного культивирования авторитета «председателя» Мао.
Партия вырождается в военно-бюрократическую организацию, покорную воле одного человека.
Железная дисциплина революционной партии в результате чжэнфына и других подобных кампаний подменяется удушающей духовной муштрой, угрозой расправы над каждым, кто способен высказывать свои суждения.
* * *
Советские войска развивают наступление. Сомнений в переломе войны нет — инициатива прочно на нашей стороне.
15 августа
Советские войска атакуют на Брянском и Харьковском направлениях.
* * *
В Особом районе обязательно участие всех учащихся, военных и гражданских работников в производстве.
Продолжается военная реформа, начатая в прошлом году. [187]
Все силы КПК брошены на укрепление границ и подготовку гражданской войны. Мао Цзэ-дун ссылается на следующие доводы: «Мы честно и активно боролись с японской армией, не получая ни от кого никакой помощи. Гоминьдану помогали Советский Союз, Англия и США. Лучше мы накопим силы, разгромим Чан Кай-ши, захватим власть в Китае, и тогда с поддержкой указанных стран разгромим японских захватчиков...»