Особый склад ума

Катценбах Джон

Все на какое-то время замолчали. Сьюзен сидела за кухонным столом и кивала, стараясь дышать как можно менее глубоко, как это делают пожарные, пробираясь через задымленное помещение.

— Ты знала и ничего не сказала? — спросила она, задыхаясь от бессильной ярости. — Подозревала, что это он, и не считала нужным со мной поделиться?

В уголках глаз Дианы показались слезы.

— Я не была уверена. Не знала наверняка. Не хотела оказаться в положении мальчика, который чуть что — кричит: «Волки, волки!» Я ведь сама была убеждена, что он

мертв. И думала, что мы в безопасности.

— Но он жив, и нам грозит беда, — с горечью произнесла Сьюзен. — Думаю, беда всегда висела над нами, словно дамоклов меч.

— Проблема заключается в том, — прервал ее Джеффри, — что мы не знаем ответа на главный вопрос: что ему нужно. Почему он нас отыскал? Что, по его мнению, мы должны ему дать? Почему он не хочет продолжать жить своей собственной жизнью?

— Я знаю, чего ему надо, — быстро ответила Сьюзен. — Сегодня он дал мне на это ответ. Не сам лично, однако все-таки дал. И не слишком многословный. Хотя…

— И какой же?

— Он хочет то, что было украдено.

— Что хочет?

— То, что было украдено. Об этом он сказал в последнем своем сообщении.

Они снова замолчали, обдумывая сказанное. Первым заговорил Джеффри:

— Какого черта? Я хочу сказать, что такое у него, интересно, украли?

Диана, бледная как полотно, проговорила, стараясь скрыть дрожь в голосе:

— Все очень просто. Что было украдено? Ты и твоя сестра. Кто вор? Конечно я. Что я у него украла? Жизнь. По крайней мере такую, какую он себе придумал. И поэтому, насколько я понимаю, ему пришлось поискать другую.

— Но что, как ты думаешь, это означает? — спросила Сьюзен.

— Желание отомстить, — кратко ответила Диана и добавила мягким голосом: — Так сказать, взять реванш.

— Какая глупость! — возмутилась Сьюзен. — Кому отомстить? Джеффри и мне? Что мы такого сделали…

— Ты права, ничего умного в этом нет, — прервал ее брат. — Но он может захотеть отомстить нашей маме. Возможно, она в большой опасности. Вообще-то, на мой взгляд, мы подвергаемся ей все, хотя и по разным причинам, и в разной степени.

— Я хочу вернуть то, что было украдено у меня, — задумчиво проговорила Сьюзен. — Джеффри, ты, наверное, прав. Наша с ним степень родства, если только в данной ситуации можно употребить данное слово, различна в каждом отдельном случае. Мама — это одно. Ты — это другое. А я — это третье. И для каждого из нас у него заготовлен отдельный план.

Она замолчала, подняла до того опущенные глаза и увидела брата, кивающего ей в знак согласия.

— Есть лишь один способ понять, что происходит, — продолжила Сьюзен. — Он заключается в том, чтобы представить, будто все мы являемся кусочками одного пазла. Этакого психологического пазла. И когда мы соединимся, тогда возникнет единая вразумительная картина, достаточно ясная и отчетливая. Проблема для нас в первую очередь заключена в том, чтобы увидеть эту картину. Ну и конечно, в том, чтобы ее составить… — тут она сделала глубокий вдох, —

прежде чем ему удастся сделать это самому.

Джеффри потер ладонью лоб, и на его лице появилась улыбка.

— Сьюзен, при случае не забудь мне напомнить, чтобы я никогда не садился играть с тобой в карты. Или в шахматы. И даже в шашки. Думаю, ты абсолютно права.

Диана стерла слезы с лица и тихим голосом еще раз повторила:

— Он играет в смерть. Такая у него игра. И мы все кусочки его пазла.

Справедливость этого замечания была очевидна и возражений не вызвала.

Тогда заговорил Джеффри — громким голосом, каким он обычно читал лекции или задавал вопросы студентам на семинарах.

— Думаю, нет никакого смысла пробовать опять скрыться, — медленно произнес он. — Возможно, мы сможем победить в этой игре, если разделимся и станем действовать в трех различных направлениях…

— Что-то не очень верится, черт возьми! — резко парировала Сьюзен.

— Сьюзен права, — подхватила мать, обращаясь к экрану. — Я с ней согласна. Не думаю, что у нас получилось бы победить, играя в его игру таким образом, даже существуй подобная возможность на самом деле. На сей раз мы должны придумать нечто совсем новое. Возможно, то самое, что мне следовало бы сделать еще двадцать пять лет назад.

— Что именно? — спросила Сьюзен.

— Мы должны попробовать его переиграть, — ответила Диана. — Теперь, объединив наши усилия, мы смогли бы попытаться это сделать.

На лице у Сьюзен появилась ледяная улыбка, которая не имела ничего общего с веселостью или удовольствием. Нет, так могла выглядеть только твердая, жестокая решимость.

— Есть смысл попробовать, — произнесла она. — Ладно. Если мы не собираемся прятаться, то где же мы с ним устроим наше сражение? Здесь? Или вернемся в Нью-Джерси?

И снова все трое замолчали.

— Джеффри, ты ведь специалист по такого рода вещам, — напомнила ему сестра.

Джеффри колебался с ответом.

— Сражаться с отцом, — наконец выдавил он из себя, — это не то, что сражаться с обыкновенным преступником. Даже если это одно и то же лицо. Мы должны решить, что мы намереваемся сделать. Сражаться с нашим отцом или сражаться с убийцей?

Диана и Сьюзен держали паузу, не зная, что ответить. Джеффри подождал немного, а потом заключил резко и с внезапно появившейся уверенностью в голосе:

— Будем сражаться в логове Гренделя.[73]

Диана посмотрела смущенным взглядом:

— Я что-то не вполне понимаю…

Но губы Сьюзен уже изогнулись в кривоватой улыбке, и она тихонько захлопала в ладоши, отчасти в шутку, отчасти всерьез:

— Он хочет сказать, мамочка, что если собираешься уничтожить чудовище, нужно дождаться, когда оно за тобой придет, и тогда схватить его и не отпускать, ни на миг не ослабляя объятий, что бы ни случилось, даже если оно захочет затащить в свой мир, потому что именно там начнется главная часть схватки, которая там же и закончится.