Особый склад ума
Шрифт:
Джеффри улыбнулся и пожал плечами:
— Лично я никогда не пробовал соотнести знания и успех.
— И все же вы пришли ко мне за какой-то информацией. Должно быть, уникальной. Какой же именно?
— За информацией о человеке, которого вы когда-то знали.
— И кто же он?
— Джеффри Митчелл. Когда-то он работал здесь учителем истории.
Мейнард качнулся в кресле, не отрывая при этом взгляда от гостя.
— Это даже забавно, — проговорил он. — Однако не так уж и неожиданно. Даже притом, что прошло так много лет.
— Вы его
— Еще бы не помнить, — отозвался его собеседник, не сводя с него глаз. — Вы, как я понимаю, приходитесь родственником мистеру Митчеллу?
— Да. Он мой отец.
— Ну конечно. Я мог бы и сам догадаться. Глядя на ваше лицо, трудно не заметить несомненного сходства. Да и фигурой вы тоже в него. Он был высокий и стройный, как вы. Спортивный и элегантный. Всегда в прекрасной форме. И в физическом, и в умственном отношении. Вы, часом, не играете на скрипке, как он? Нет? Очень жаль. У него был талант. Итак, вы сын человека, которого я когда-то знал, хотя и не слишком хорошо… Какого же рода информацию вы хотите от меня получить?
— Он умер…
— Да, мне об этом говорили. К тому же я сам про это читал.
— Но на самом деле он не умер.
— Ага, уже интересно. И что, он жив до сих пор?
— Да.
— И вам…
— Я не видел его с детства. С девяти лет. С тех пор прошла четверть века.
— И вот, словно некий сирота, или, лучше сказать, как некий ребенок, которого отдали на усыновление, оторвав, несмотря на его слезы, от родителей, вы отправились искать правду по следам человека, который вас бросил?
— Слово «бросил» в моем случае не очень подходит, но в общих чертах вы угадали.
Старый учитель поразглядывал потолок, потом крутанулся на кресле, снова бросил долгий взгляд в окно, на игровое поле, а потом вновь повернулся к Джеффри:
— Молодой человек, я не советовал бы вам слишком упорствовать и, несмотря ни на что, продолжать ваше путешествие.
Джеффри стоял перед классной доской и колебался, не зная, как отреагировать на эти слова.
— А почему нет? — все-таки спросил наконец он.
— Что вы собираетесь приобрести для себя благодаря этой информации? Хотите заполнить ею какую-то брешь в своей жизни?
Джеффри не считал, что стремится именно к этому, но ему пришло в голову, что старый учитель отчасти прав. Он колебался и уже начал было подумывать о том, чтобы выложить на стол все карты и честно признаться, что именно и зачем он хочет узнать, но потом передумал и вместо этого произнес:
— Вы его помните?
— Конечно. В свое время он произвел на меня исключительно сильное впечатление.
— А если поточней?
— Он был страшный человек.
От этого ответа Джеффри едва не лишился дара речи.
— Почему? — спросил он.
— Это был самый необычный из всех историков, каких я только знал.
— Что заставило вас так думать?
— Потому что нашего брата преимущественно интересуют лишь капризы истории. Ее превратности и причуды. Почему произошло это? Почему случилось то? Выходит своего рода
— А он был другой?
— Да. Во всяком случае, такое у меня сложилось о нем впечатление…
— И что же дальше?
Его собеседник заколебался, но потом, пожав плечами, продолжил:
— Он любил историю потому… заметьте, это не факт, а всего лишь сложившееся у меня впечатление… потому, что намеревался ее использовать. В своих личных целях.
— Простите, не понимаю.
— История в чем-то похожа на свод ошибок, допущенных человечеством. Самыми разными людьми. У меня было такое чувство, будто ему страстно хочется изучить историю, чтобы не допускать впредь подобных ошибок.
— Я понимаю… — начал было Джеффри, но собеседник не дал ему закончить:
— Нет, не понимаете. Ваш отец преподавал историю Европы, но на самом деле его интересовал совсем другой ее раздел.
— Который?
Старый учитель опять улыбнулся:
— Это опять же только мое мнение. Так сказать, некоторое ощущение, а вовсе не реальный факт… — Он остановился, потом вздохнул и снова продолжил: — Я становлюсь все старее и старее. Теперь у меня бывает не больше одного урока в день. В старших классах. Ученикам, в общем, плевать на мой стиль преподавания. Грубый. Бесцеремонный. Агрессивный. С провокационными вопросами и с обсуждением спорных теорий. Быть историком не так просто. Мы не слишком-то любим современный мир. Нам больше всего по нраву времена давно минувшие.
— Так вы начали говорить про раздел истории, который его интересовал на самом деле. Что он собой представлял?
— Что вы знаете о вашем отце, мистер Клейтон?
— То, что я знаю, мне совсем не нравится.
— Умно подмечено. А вот вам моя точка зрения. Такое признание обычно нелегко дается, однако я вам честно скажу: меня переполнило чувство радости, когда ваш отец объявил мне, что увольняется. И не оттого, что он был плохим учителем, ибо это было не так. Нет, он был одним из лучших учителей, которых я только знал. Возможно, лучшим. И популярным среди учеников. Но мы потеряли одну ученицу. Она была похищена с территории школы и убита самым жестоким образом. И мне совсем не хотелось, чтобы подобное повторилось.
— И вы подозреваете, что он как-то был с этим связан?
— Что вам известно, мистер Клейтон?
— Что его допрашивала полиция.
Учитель покачал головой.
— Полиция! — фыркнул он. — Они же ни в чем не разбираются. Эти ребята и представления не имели, что им следовало искать. Историк в подобных вещах знает толк побольше, чем они. Историк понимает, что все события представляют собой комбинацию многих факторов. Тут задействованы и ум и сердце, и политика и экономика, и совпадения и случайности. Мир есть поле взаимодействия самых причудливых сил. Вы знали об этом, мистер Клейтон?