Особый склад ума
Шрифт:
— Вы не можете вспомнить, как и кто сказал вам об этом происшествии?
— Прекрасный вопрос. Кажется, адвокат. Увы, в данном случае моя память не так точна, как хотелось бы.
Джеффри кивнул. Это ему кое о чем говорило. Он знал, о каком адвокате идет речь. Кроме него, позвонить в школу не мог никто.
— А как насчет его похорон?
— Странные они были. Никому из тех, кого я знал, совершенно ничего не сообщили ни об их времени, ни о месте. Поэтому никто на них и не пришел. Можете сходить в нашу трентонскую газету «Таймс». Посетите тамошнюю библиотеку микрофильмов, и сами в этом убедитесь.
— Я так и сделаю. А не вспомните ли еще какие-то вещи, которые смогли бы мне помочь?
Старый историк улыбнулся кривоватой усмешкой:
— Однако, мой милый мистер Клейтон, я сомневаюсь, что мне вообще удалось
— Может, вы и правы, — холодно ответил Джеффри, — но я на сей счет придерживаюсь иного мнения.
Джеффри ощущал в воздухе тяжелый запах гари, но не мог точно сказать, откуда он доносится. Ясное полуденное небо вдруг заволокла грязноватая серовато-коричневая дымка, еще более усиливающая тусклость окружающего мира.
Клейтон остановил машину в нескольких кварталах от дома, в котором провел первые девять лет жизни, стоящего на главной улице городка, в котором много лет назад произошло наделавшее тогда столько шума убийство.[87] Еще студентом-старшекурсником он провел немало времени в университетской библиотеке, перелистывая страницы книг, в которых говорилось о том преступлении, выискивая на них фотографии столь хорошо знакомых ему мест. Несколько десятилетий тому назад это было очень тихое место — сельская местность с уединенными фермами, своего рода микрокосм плодородных долин, традиционный мир сельской Америки. Возможно, в свое время прежде всего именно это и привлекло в Хоупвелл всемирно известного авиатора. Это место давало ему иллюзию надежного убежища, в то же самое время не отгораживая его от политической жизни,[88] в которую он был вовлечен. Этот летчик был удивительным человеком, которого, похоже, одновременно и раздражал, и притягивал тот фимиам, который ему принялись кадить сразу после его подвига. Конечно, шлейф дурной славы, который потянулся за этим краем после похищения его сына, все изменил. Причем случилось это в одночасье. Ведь вся местность в связи с громкой трагедией оказалась наводнена репортерами, освещающими это печальное происшествие. Состоявшееся поблизости, во Флемингтоне, судилище над подозреваемым,[89] во время которого были нарушены все судебные нормы, еще более подогрело страсти. За последующие годы мнение о городке под названием Хоупвелл как о средоточии зла еще более укрепилось, хотя и основывалось на одном-единственном факте, ставшем достоянием гласности. Эта репутация напоминала надпись, сделанную масляной краской, которую невозможно отмыть водой, сколько ни три. Вот и город никак не мог от нее избавиться, сколь бы идиллическим ни казалось это место. Так что с течением лет и сам внешний вид городка претерпел изменения. Фермеры продали свои поля застройщикам, которые поделили их на небольшие участки и застроили дорогими домами, предназначенными для бизнесменов из Филадельфии и Нью-Йорка. Те, верно, думали, что, купив их, смогут убежать от городской жизни, хоть и не очень далеко. На самом деле Хоупвелл страдал от близости к обоим этим мегаполисам. Нет ничего хуже для уютного городка, подумал Джеффри, чем по какой-либо причине оказаться удобным для проживания.
Дом его детства был куда старше своих соседей — он стоял тут еще с тех времен, когда здесь произошло похищение. Правда, впоследствии его и перестроили, но все-таки не снесли, хотя он и находился на боковой улочке практически рядом с центром города. Кстати сказать, поместье, откуда выкрали мальчика, находилось в нескольких милях отсюда, уже за городской окраиной. Дом запомнился Клейтону как большой, просторный, полный темных закоулков и светлых мест, где можно было увидеть пробивающиеся сквозь стекла окон солнечные лучики. Некогда Джеффри занимал в нем выходящую на улицу комнату на втором этаже, имеющую одну полукруглую стену — совершенно в викторианском духе.
Отогнав воспоминания о прошлом, Клейтон завел мотор автомобиля, говоря себе, что приехал не за чем иным, как исключительно за необходимой ему информацией. И посещение дома, который они когда-то так торопливо покинули, есть не что иное, как поиск наугад, попытка нащупать что-нибудь в темноте.
Он поехал по улице, борясь с то и дело грозящими нахлынуть на него картинами прошлого.
Когда Клейтон остановился, то, прежде чем поднять глаза и посмотреть на дом, он напомнил себе: «Ты ничего плохого не сделал». По правде сказать, это мысленное замечание ему самому показалось странным. Повернув голову, он посмотрел на дом.
Прошедшие двадцать пять лет изменили его восприятие. Разница между девятилетним мальчиком и тридцатичетырехлетним мужчиной давала о себе знать. Дом показался ему гораздо ниже, чем прежде, и, несмотря на то что небо было обложено серыми тучами, гораздо светлее. Такого он даже не ожидал. Похоже, дом был выкрашен более светлой, чем прежде, краской. Там, где Джеффри помнил серые доски, которыми дом был обшит, цветом напоминающие сланцевые плитки, которыми кроют крыши, да черные ставни на окнах, теперь красовались белый сайдинг и темно-зеленые наличники. А еще он вспомнил, что прежде большая часть дома постоянно оставалась в тени, потому что когда-то во дворе рос большой дуб, которого теперь уже не было.
Выйдя из машины, он увидел человека, который, согнувшись, подрезал кусты рядом с крыльцом. В руках тот держал садовые ножницы. На доме висела табличка «ПРОДАЕТСЯ». Мужчина повернул голову, едва услышав, как хлопнула дверца машины, закрытая Клейтоном, и сделал быстрое движение рукой, словно потянулся за оружием, но не достал его, а стал ждать. На всякий случай Джеффри подошел к нему очень медленно, чтобы не возбуждать лишних подозрений.
На вид хозяину дома исполнилось лет сорок или более, он был плотного телосложения, с заметным брюшком. На нем были запачканные, измятые джинсы и старомодная куртка с меховым воротником, из тех, какие когда-то носили летчики.
— Чем могу быть полезен? — спросил он, когда Клейтон к нему приблизился.
— Пожалуй, ничем, — ответил Джеффри. — Просто я некоторое время здесь жил, когда был мальчишкой. Вот случилось проезжать мимо и вдруг подумалось, не взглянуть ли на прежнее жилье.
Мужчина кивнул, как бы подтверждая, что не считает появление незнакомца чем-то для себя угрожающим.
— Желаете его купить? Могу продать не слишком дорого…
Джеффри отрицательно покачал головой, и мужчина продолжил:
— Так вы здесь жили? Когда?
— Лет, наверное, двадцать назад. Ну а вы тут живете давно?
— Я не сказал бы. Всего три года. И мы с женой купили его у семьи, которая прожила здесь примерно столько же. А те приобрели его у жильцов, которые в нем тоже надолго не задержались. Этот дом побывал в руках многих владельцев.
— Да уж. А почему, как вы думаете?
Мужчина пожал плечами:
— Не знаю. Говорят, он вроде как несчастливый.
Джеффри посмотрел на него вопросительным взглядом.
Мужчина пожал плечами еще раз:
— Дело в том, что всем его обитателям, о ком я знаю, не слишком-то везло. Что касается меня, то я только что получил перевод по службе в треклятую Омаху. Господи! Придется тащиться туда с детьми, женой, котом и чертовой собакой. А они только начали привыкать к этому месту.
— Сочувствую.
— Парень, что жил здесь до меня, заболел раком. В семье, которая была до них, дочь попала под машину. Слышал, поговаривали, что в этом доме будто бы еще раньше кто-то кого-то убил. Да только кто и из-за чего — никто не знает. Я даже просматривал старые газеты, но так ничего и не нашел. Получается, просто несчастливый дом, вот и все. Хорошо, что у меня еще дела более или менее в порядке: ни пожара, ни чего-нибудь такого. А то действительно была бы настоящая беда.