Осознание ненависти
Шрифт:
Холмов, как того и следовало ожидать, тут же взорвался.
— Плевать я хотел на ваши приказы! Я поступлю так, как сочту нужным.
— Вы не смеете разговаривать со мной подобным тоном!
— Я разговариваю с вами так, как вы того заслуживаете!
Они смотрели друг на друга, стараясь не обнаруживать своих истинных чувств. Холмов кипел от гнева, но изо всех сил сдерживал себя. Шердаков же, напротив, был спокоен, но, изображая крайнюю степень раздражения, нервно дергал щекой.
Пауза затягивалась, и тогда капитан сделал
— Ладно-ладно, господин Холмов, признаю, что был не прав. — Всем своим видом он демонстрировал, как нелегко ему даются эти слова. — Вы можете уехать в любое время. Я не стану чинить вам препятствий.
Холмов недоуменно уставился на своего собеседника.
— Да, я погорячился, — продолжал Шердаков. — Но только потому, что постоянно думаю об этом страшном убийстве. Кому может быть выгодна смерть Можаева? Я допросил практически всех жильцов этого дома, но к определенному выводу так и не пришел.
— И неудивительно, — поддержал разговор Холмов, не заметив, как по губам Шердакова скользнула лукавая усмешка. — Можаев провел здесь всего неделю и никогда прежде ни с кем из этих людей не встречался.
— Вы в этом уверены?
— Мы разговаривали с ним пару раз. Мне показалось, он был со мной достаточно откровенен. Полковник размышлял о доме и его обитателях, но очень поверхностно. Так говорят о тех, с кем едва знакомы.
— Утверждают, что он был чрезвычайно любопытен?
— Да, это так. Все загадочное привлекало его.
— И привидение?
— Безусловно. Полковник пытался разгадать эту тайну, но так и не сумел.
— Я уже слышал здешнюю легенду. Звучит мрачновато. Как вы считаете, господин Холмов, в ней есть хоть крупица правды? — вкрадчиво спросил Шердаков.
Холмов хотел сказать «нет», но вспомнил первую ночь, проведенную в старом доме, искаженное страхом лицо Жени, и пожал плечами:
— Кто знает!
Наступило тягостное молчание. Шердаков похлопал себя по карману, достал новую сигарету и неспешно закурил.
— И все-таки я скорее поверю, что Можаев убил себя сам, нежели допущу, что это сделал какой-то бестелесный призрак! — Капитан впервые не сдержал себя.
Холмов посмотрел мимо него на дверь в башне, Шердаков попытался перехватить его взгляд.
— Но, может быть, с Можаевым расправились потому, что он выяснил нечто, представляющее опасность для преступника?
— Первое, что мне пришло на ум, когда я узнал о смерти полковника.
Холмов по-прежнему не сводил глаз с двери, и стоявший к ней спиной Шердаков обернулся.
— Что такое вы там увидели? — спросил он у сыщика.
— Я намерен заглянуть в эту башню, — ответил Холмов.
— Зачем?
— Несколько минут назад в нее кто-то вошел.
— И вы только теперь об этом сказали?!
Холмов промолчал. Он подошел к двери и резко отворил ее. В нос ударил запах сырости и слежавшейся пыли.
В помещении был полумрак.
Холмов оставил дверь открытой и медленно вошел внутрь. Шердаков последовал за ним. В его руке блеснул пистолет.
— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул Холмов и, не получив ответа, осмотрелся.
Башню условно можно было разделить на два этажа. Первый был забит старой мебелью и всяким ненужным хламом. Очевидно, во время ремонта дома сюда сносили все, что уже не могло пригодиться. Кругом было полно пыли и грязи. С покрытых плесенью и потрескавшихся от времени стен свисала паутина. На второй этаж вела узкая винтовая лестница.
Холмов поднялся на несколько ступенек и повернулся к Шердакову.
— Вы не могли бы стать возле дверей, капитан? Я посмотрю, что делается на верху.
— Хорошо, но будьте осторожны. Эта башня мне кажется более зловещей, чем дом. Если не ошибаюсь, именно здесь повесился прежний владелец замка?
От этих слов Холмов похолодел, и ему стоило немалых усилий заставить себя идти дальше.
— С вашей стороны было очень любезно напомнить мне об этом, — бросил он капитану. Тот ничего не ответил.
Каждый следующий шаг Холмова отдавался эхом, которое не затухало, а, напротив, постепенно усиливалось, перерастая в монотонный гул. Холмов взобрался на самый верх и осмотрелся все та же пыль под ногами, паутина, цепляющаяся за волосы, да вода, капающая сквозь дырявую крышу. Впереди угадывались светящиеся контуры двери Холмов двинулся туда, попутно обследуя все закоулки. Никого.
Внезапно снизу донесся голос Шердакова, спрашивающего, как дела. Холмов вздрогнул от неожиданности и ничего не ответил. Он ухватился за ручку двери и потянул ее на себя. Дверь открылась почти бесшумно — петли были хорошо смазаны. Холмов заглянул внутрь. Широкая площадка возле двери сменялась узким карнизом, к которому примыкала пожарная лестница. Если в башне и был человек, то он без труда мог выйти оттуда.
Холмов осторожно прикрыл дверь и только тогда заметил странную вещь, почему-то ускользнувшую от его внимания почти посередине помещения болталась старая прогнившая веревка, свисающая с вбитого в потолок крюка. Это зрелище настолько неприятно поразило Холмова, что он поспешил спуститься.
К нему подбежал очень взволнованный Шердаков.
— У вас все в порядке, господин Холмов? Почему вы молчали?! Вы обнаружили там что-нибудь?
— Простите, вы, кажется, что-то спросили? — не сразу ответил Холмов.
— Да что это с вами?! Что вы видели наверху?
— Ничего. Только пыль, много пыли. И еще — пожарную лестницу. Возможно, человек, побывавший здесь до нас, по ней и спустился.
— Жаль, что мы его упустили. Но не стоит расстраиваться! Вернемся в дом. Мне еще нужно поговорить с хозяйкой. Не хотите при этом присутствовать? Она, наверное, скоро встанет. Но вас все еще что-то смущает?