Останови часы в одиннадцать
Шрифт:
— Понимаю, — упавшим голосом ответил Генрик.
— Думаю, дело подходит к концу.
— Вы уже были у Станецкого и Скажинского?
— Нет. Поеду завтра утром. До свидания. Встретимся после ареста убийцы. Пока!
«Много на себя берешь, — подумал Генрик. — Может оказаться, номера соскоблены так основательно, что никакие эксперты не помогут». Он углубился в рукопись. На сто двенадцатой странице он прочел следующее:
«Летом сорок четвертого года меня принудили работать в группе, задачей которой был осмотр домов в гетто, откуда жителей отправили в Освенцим. Руководил группой печальной известности Курт Шуллер, великолепно владевший польским языком. Кем он был
Трость со штыком!.. Несомненно, это та трость, которую Генрик купил в комиссионке!..
Генрик продолжал читать, а когда закончил, подошел к книжному шкафу и достал подшивку с последними номерами своей газеты. Нашел фрагменты из дневника доктора Крыжановского и пробежал их глазами, словно сравнивая с только что прочитанной рукописью.
«Мне приказали сортировать золотые и серебряные вещи, реквизированные у людей, брошенных в лагеря смерти. Война приучила меня ко многому, но по сей день не забуду потрясения, которое я перенес при виде вещей, принадлежавших моему ближайшему другу. Я сразу узнал их. Всякий раз, когда я навещал Морица, он с гордостью демонстрировал мне их. Золотая солонка с Ледой и лебедем была работы Челлини, а серебряный нож с вензелем «ЕМ» был частью столового прибора Екатерины Медичи. Когда я со слезами на глазах смотрел на вещи дорогого мне человека, ко мне подскочил Шуллер. Обозвал меня ленивым животным, вырвал у меня солонку и нож. На следующий день меня отправили в Освенцим».
Теперь Генрик был уверен, что стоит ему сделать один решительный шаг, и он станет лицом к лицу с убийцей Бутылло и Кобылинского. Да, он может хоть завтра представить возомнившему о себе Пакуле разгадку тройного преступления.
13 июня, утро
Проснувшись, он с изумлением увидел занятую приготовлением завтрака Розанну.
— Я не пошла на работу, — заявила она беззаботно. — Не хотелось.
— Причина уважительная, что и говорить, — ворчал он, намыливая лицо кремом для бритья. — Ты, конечно, думаешь, Розанна, что все будут так снисходительны и великодушны к тебе, как я.
— Ты? Снисходительный? Это с твоей-то подозрительностью? А рыться в дамской сумочке в поисках воображаемого пистолета — великодушие? В убийстве четы Бутылло и Кобылинского ты подозреваешь весь мир, включая меня, Пакулу и себя самого.
— Я уже рассказывал тебе, Розанна, как я вел себя с Бромбергом. Что ни говори, он убийца Зазы, а я дал ему пятьсот злотых.
— Просто дал ему аванс за фотографии. Представляю себе: в начале статьи фотография Генрика с его тростью, на другом снимке — погибший в автомобильной катастрофе Рикерт, на третьем — дом Бутылло, на четвертом — Генрик, опирающийся на трость, стоит над обрывом в размышлении о трагической судьбе репортера Кобылинского. Далее снимок могилы Анели Порембской, фотография Бромберга над могилой своей жертвы. Тут же старинная фотография вольтижерки Зазы. Опять Бромберг, повествующий о преступлении…
— Хватит, хватит! — закричал Генрик, ибо именно так, а не иначе представлял он себе репортаж о трости.
— Ты считаешь, что я чересчур интеллигентна для такой работы? — радостно воскликнула она.
Генрик укрылся в ванной. Тогда она сама пришла к нему.
— Ты действительно считаешь, что я обладаю чрезвычайно высоким интеллектом? — спросила она, прислонившись к косяку двери.
Генрик уклонился от дискуссии.
— Как тебе не стыдно! Ты еще раз продемонстрировал свою глупую подозрительность. Конечно, я не портниха из дома моделей. Я учусь на последнем курсе юридического факультета. А издеваться над такими олухами, как ты, — мое самое любимое занятие, — отомстила ему Розанна.
13 июня, день
— Во сколько ты кончаешь работу? — спросила Розанна, когда они остановились у Дома печати.
— Не знаю. Покажусь у главного и постараюсь поскорее улизнуть. Надо бы зайти к сестре Рикерта, а потом еще кое-куда. Скорее всего дома буду вечером.
— Я от тебя сегодня не отстану и целый день буду с тобой. Честное слово, я тебе не помешаю.
Рядом с ними остановилась темно-зеленая «сирена». Из машины вышла Юлия, молодой красивый мужчина остался за рулем.
— Не хочешь ли составить нам компанию? Мы собираемся за город, — сказала Юлия, поздоровавшись с Генриком. Розанну она словно не замечала. — Ко мне приехал брат из Познани. Он пробудет в Лодзи несколько дней. Ну как, согласен? Что же ты не отвечаешь? — взорвалась она.
— Генрик сейчас размышляет, уж не вы ли убийца. Ваша зеленая «сирена»… — вмешалась Розанна.
Юлия обиделась и ушла. Генрик принялся выговаривать Розанне:
— Я не понимаю, зачем ты постоянно подначиваешь Юлию. Кроме того, у убийцы была действительно темно-зеленая «сирена». Была, а не есть. До свидания, вечером увидимся.
Он догнал Юлию в коридоре редакции и стал перед ней оправдываться.
— Она действительно несносна, — заметил он.
— Поедешь с нами на прогулку?
— Сегодня не могу. Я как раз заканчиваю историю моей тросточки. — Он ловко подбросил и поймал трость. — Скоро у меня будет масса свободного времени. Тогда и съездим куда-нибудь. Вдвоем, без твоего брата. И на моей машине, — подчеркнул он.
Генрик явился к главному редактору, потом заглянул в свою комнату и выскользнул на улицу. Не прошло и получаса, как он стоял перед дверью квартиры Рикерта. Долго стучал, пока услышал голос старушки.
— Кто там?
— Я, Генрик, журналист.
Она осторожно приоткрыла дверь.
— Что с вами? Вы меня боитесь, дорогая пани?
— Я всех боюсь. Все время кого-то убивают, а убийцу так и не нашли. Может быть, это вы?
Он пожал плечами.
— Вам кто-нибудь угрожал?
— Убили Бутылло, который ко мне приходил. Убили репортера из «Эха», а он тоже был у меня. Даже два раза. Теперь, видно, моя очередь.
— Но ведь и я у вас бывал, а посмотрите: жив и здоров.
— Это-то и подозрительно.
Он понял, что она не впустит его. «Нагнали на нее страху», — подумал Генрик. Однако поведение старушки его не удивило: три убийства одно за другим хоть кого напугают.
— А милиционеров вы впускаете? — поинтересовался он.
— Пакула ко мне заходит почти каждый день. Сегодня тоже был.
— Вы не догадываетесь, кто этот Икс из записной книжки вашего брата?
— И слышать ничего не желаю. Кобылинский спрашивал, и вот что вышло… Ничего вам не скажу.