Останови часы в одиннадцать
Шрифт:
— Что вы делали в ночь с шестого на седьмое июня?
— Я же вам говорил, у меня были гости. Наш ксендз, доктор Вишневский с женой и дочерью, заместитель председателя горисполкома, директор школы с женой. Гости сидели до полуночи, а потом разошлись. Мы с женой легли спать. Ходить нам особенно некуда, единственное развлечение — съездить на машине в Лодзь. Но с тех пор, как я продал машину, я сижу дома.
Генрик осмотрел блюдо. Золото было высокой пробы. На дне тарелки виднелась богато орнаментированная буква «Р».
Пакула и офицер попрощались со Сконечным, извинившись
Генрик заметил, что они так и не сказали Сконечному, чем вызвано их вторжение. Сконечный подумал, будто милиция разыскивает нелегальных торговцев золотом.
В городе они сделали остановку. Офицер вышел.
— Отправился выяснить, правду ли сказал Сконечный, — объяснил Пакула.
— Интересно, Кобылинский к нему заходил?
— Да. Пятого июня в двенадцать дня. Заморочил Сконечному голову, наплел что-то об исторической ценности блюда. Сконечный блюдо показал. Кобылинский тоже попытался разузнать о происхождении блюда, но добился не больше нашего. В половине первого он ушел. Конечно, все это нужно проверить. Может быть, кто-нибудь видел, как Кобылинский садился в автобус или шел на вокзал. Каждая подробность имеет значение.
Они — выехали на шоссе, ведущее в Лодзь. Пакула обратился к водителю:
— Подвезите нас к дому Бутылло. Дорогу знаете? Генрик закурил сигарету.
— Что вы думаете об этом блюде?
— Я вспомнил, что мне рассказал Гневковский. Именно из-за этого блюда Бутылло имел неприятности с магазином.
— Я расспрашивал в магазине. Дело было так. Бутылло сдал блюдо на комиссию. Там его выставили в витрине. В один прекрасный день к ним пришел некий врач и заявил, что блюдо принадлежит ему. Врач практиковал в гетто и в сорок третьем году получил это блюдо за одно чрезвычайно ценное по тем временам лекарство. Его подарил врачу один голландец, родственник всемирно известных Ротшильдов. Отсюда это «Р». В сорок четвертом году врач попал в Освенцим, откуда его освободили русские. И вот через пять лет после войны он видит свое блюдо в витрине комиссионки. Ему устроили встречу с Бутылло, но тот уверял, будто купил блюдо у какого-то спекулянта в сорок шестом году.
— Кстати, то же самое он говорил мне о происхождении трости, — вставил Генрик.
— Врач, однако, не смог доказать, что блюдо принадлежало ему. В войну ему приходилось скрывать блюдо, ибо немцы строго наказывали всех не сдавших золото. Во всяком случае, магазин вернул блюдо Бутылло. Тем более что он и прежде сдавал на комиссию вещи подозрительного происхождения.
— Если верить заметкам Рикерта, блюдо принадлежало Иксу. Неужели Бутылло и был Иксом?
— В записках Рикерта фамилия Бутылло упоминалась более двадцати раз. А Икс — только трижды. Игрек — один раз. Так что это разные лица. Скорее Бутылло играл роль посредника Икса и отдал по его приказу блюдо на комиссию, а когда дело приняло неприятный оборот, попросту вернул блюдо владельцу, а Икс, в свою очередь, обратился к Рикерту.
— Вы уже разговаривали с врачом?
— Он умер несколько месяцев назад.
— Что? — Генрик перепугался. Пакула мотнул головой.
— Умер своей смертью.
— Как его звали?
— Якуб Крыжановский.
— А, знаю! Известный терапевт. Лодзинское издательство собирается печатать его воспоминания о войне. Мы тоже давали отрывки.
— Думаю, их стоит прочитать от начала до конца, — не особенно уверенно сказал Пакула.
— Черт возьми! — воскликнул Генрик. — Кто же этот Икс?
— Если б знать!
— А вы не думаете, что Икс — это какой-нибудь гад, наживший во время войны состояние, пользуясь горем и нуждой людей?
— Не исключено. Знаете ли, война все очень усложнила. Ведь могло быть и так: когда Крыжановского забрали в Освенцим, в его квартире поселился кто-то другой и нашел тайник. Или же тайник обнаружили немцы. А потом продали блюдо или обменяли его. Версий много…
Генрика охватили сомнения.
— По сути дела, у нас нет оснований отождествлять Икса с убийцей.
— А я и не отождествляю. Я даже склоняюсь к тому, что убийца не Икс. Кобылинский был убит после визита к одному из клиентов Рикерта. Все они могут и не подозревать о существовании Икса, потому что имели дело не с Иксом, а с Рикертом, как, например, Сконечный. Подозрение падает на троих. На Сконечного, на Гневковского, который купил золоченую солонку, и на адвоката Станецкого, купившего у Рикерта старинные часы, также принадлежавшие ранее Иксу.
— Ну что же. Такая версия суживает направление поисков. Гневковский был соседом Бутылло. Рядом живет Станецкий, а в трех километрах от места, где найдено тело Кобылинского, живет Сконечный.
— Вот-вот. Похоже на то, что кто-то из них сыграл в нашем деле роковую роль.
12 июня, вечер
Пакула хотел говорить с Гневковским при свидетеле и взял Генрика с собой. Было около семи. Гневковский сидел дома. Пакула сразу приступил к делу:
— Вы знаете репортера «Эха» Кобылинского? Когда вы его видели в последний раз?
— Когда я его видел? Да, у меня четвертого июня днем был репортер из «Эха». Имени его я не знаю.
Пакула описал внешность репортера.
— Тогда это действительно был Кобылинский. После четвертого числа я его не встречал.
— О чем он с вами говорил?
— Он расспрашивал о моих отношениях с Бутылло. Потом ко мне пришел пан Скажинский. Хотел купить золоченую солонку очень изящной работы. Мы втроем поговорили о смерти Бутылло. Пан Скажинский подал репортеру интересную версию убийства Бутылло…
— Я читал статью Кобылинского в «Эхе», — оборвал его Пакула.
— Вот, пожалуй, и все. Репортер ушел, а пан Скажинский посидел у меня еще немного, посмотрел мой фарфор. Больше я пана Кобылинского не видел.
— Странно, — задумчиво протянул Пакула. — Четвертого числа вечером он позвонил этому пану, — он указал на Генрика, — и сказал, что собирается к вам — взглянуть на золоченую солонку. Обдумайте ваш ответ как следует, поскольку пан Кобылинский убит.
— Еще один! О боже! — вскричал старик. — Что же такое творится!