Останься со мной
Шрифт:
— Ну и чем меня задабривать будешь? — поинтересовалась она у гостя, наливая из самовара душистый взвар. — Да ты пей, пока не остыл, пей. На улице ветер колючий, морской, а я иван-чай на женьшене запарила, лимонника туда пригоршню бросила. От такого взвара мужская сила крепнет. Будешь ходить, словно кур.
Оган едва не захлебнулся. Отставил чашку и посмотрел на ягу укоризненно. Мол, что ты творишь?
— Нет у меня подарка, не чаял тебя так сразу встретить. А заготовленный отдал, — тем не менее ответил он.
— Ай-ай-яй! Это ж надо. Отдал. И кому отдал? Первой встречной-поперечной. А что мне теперь делать? Есть тебя? Тьфу, не хочу. Ты ж суп - набор сплошной:
Сладкого у Огана с собой тоже не оказалось, поэтому он сидел и молчал, вспоминая с каким скандалом покинул родной дом, как мать умоляла его не связываться с ягой. Рыдала взахлеб, проклиная все. Отчаянно страшась, что помимо двух младших сыновей, потеряет еще и старшего. Сама из бедной, не знатной семьи, она, как никто другой, знала истинную цену желаниям. А еще знала, что сбываются они совсем не так, как хочется… Отец же сидел хмурнее тучи и молчал. А когда материнские слезы не подействовали, пообещал сыну, что сдаст его поповичам, если тот свяжется с ведьмой. Оган пожелал ему удачи и, хлопнув дверью столичного особняка, вышел вон. Он и так был зол на отца за то, что тот ничего ему не говорил. Открылся, когда уже и времени что-либо исправить не осталось. Прекрасно знал, что старший не отступится. Будет искать, биться, пытаться спасти братьев, отдавая бессмысленной затее все силы. Видимо, как некогда он сам. А до этого его отец, и дед, и прадед, и еще десятки поколений предателей, вынужденных расплачиваться своими детьми за проступок дальнего предка.
Что бы там ни мыслил глава рода Смогичей о своем старшем сыне, голова у Огана на плечах имелась, и он прекрасно знал, что все сказанное яга попытается вывернуть против тебя самого, а любое желание изуродует так, что рад не будешь его получить. Поэтому Оган сидел и молча ждал. Рано или поздно ведьма сама назначит цену.
Она и впрямь не стала долго ломаться. Посмотрела, поглядела, поерзала на лавке и наконец решилась:
— Обещание хочу, — произнесла яга, упираясь локтями в стол. Уставилась в него глазами-провалами. – Дашь?
— Смотря какое, — Оган напрягся, — если ты что темное замыслила, или обман какой, то тут я тебе не помощник. Хватит и того, что мой род уже тысячу лет с клеймом предателя ходит.
— Эка какой порывистый! Да нет мне нужды вредить, не бойся. Добронравная я, не пакостливая. Просто пообещай, что сына своего женишь на моей внучке.
Оган накрыл лицо ладонью и зашелся в беззвучном смехе. Вся усталость последних дней, все переживания, весь груз ответственности, взваленный на плечи, выплеснулся в этой отчаянной несдержанности. Надо же, всем нужны Смогичи: и проклятиям, и ведьмам, и невестам, что отполировали до бела мраморные ступени отцовского особняка.
Яга не мешала, сидела молча да дула на горячий взвар. Наконец гость успокоился, отдышался, вытер подступившие слезы и очень серьезно ответил:
— У меня нет сына.
Ведьма растеклась в хитрющей улыбке.
— А у меня нет внучки. Так что видишь, мы с тобой на равных.
— Дочка-то хотя бы есть?
— Чего не теряла, то имею, а остальное не твоего ума дело, — показала зубы яга. — Ну что, согласен?
Повертев эту мысль и так, и эдак Оган не нашел повода отказать.
— Добро. Не стану я препятствовать своему сыну, если тот появится, в его желании взять твою внучку в жены. Устраивает такой обет?
— Вполне. Спрашивай, что хотел. И иди восвояси, поздно уже.
Оган набрал полную грудь воздуха. Вот он — момент истины.
— Скажи, как снять Кощеево проклятье, что лежит на моем роду?
Яга посмотрела
— На твоем роду нет проклятья, дитя змеева рода. И Кощъ не в обиде на старого друга.
Лавка с грохотом упала на пол. Оган навис над ягой, уперев руки в столешницу.
— А как, по-твоему, называется то, что каждый раз, из поколения в поколение младший из рода Смогичей не доживает до двадцатилетия? И отчего старшему нужно успеть жениться до смерти младшего, а? – Последние слова он уже кричал. Ведьма же сидела спокойно, только чернота глаз растеклась по лицу.
— Это защита, юный мастеровой. Защита рода, лишенного Щура. Если бы не она, вы бы сгинули вслед за Горыней и его братьями еще тысячу лет назад. А так держитесь, живете, продолжаете его дело. Разве это плохо?
— Да разве это жизнь? – Оган поднял тяжелую лавку, сел и устало растер лицо. – У меня двое младших братьев. Близнецы. И оба при смерти. Они не виновны в старой чужой распре. Как сломать защиту?
Яга покачала головой.
— Сломать нельзя. Уж больно крепка. Может, действительно сам Кощъ ставил, не знаю. А вот открыть вполне.
— Хорошо, как мне вскрыть эту Кощеву защиту!? Как спасти Зея и Мына?
— Тебе никак. Прости, но ключ уже не в твоих руках. Возвращайся домой и наберись терпения. Все указывает на то, что Горыне недолго осталось мучиться.
Оган хотел возразить, засыпать ягу вопросами, потребовать, чтобы она разъяснила свои странные слова. Но в лицо ударил холодный октябрьский ветер. Исчез горячий чай, самовар, приземистый домик и яга, имени которой он так и не узнал. Кругом шумел ночной портовый город. Играла музыка, сновали лоточники. Красавицы в цветастых шелковых халатах приглашали скрасить одиночество. Как есть — Пароходная улица во всей красе. Смогич витиевато выругался сквозь зубы и направился в сторону дома, которым владела их семья. Под ногами разламывались сухие листья. Каждый шаг — треск. Огану казалось, что он идет по собственным надеждам. Размашисто, небрежно ломая все, к чему успел прикоснуться. Невольно замедлился. Замер и с силой вдавил ботинок в лист. Хруст разнесся по нервам, вверх, вдоль позвоночника, впитался в клетки кожи. Оган поднял ногу, долго, не мигая рассматривал сухую труху, а после, словно сорвав с себя оцепенение, дернулся и поспешил домой.
Глава 3, в которой Велимир делает один неверный шаг
Холодный утренний луч осеннего солнца из последних сил сражался с занавеской. Наконец отчаявшись победить, попытался обогнуть ее, окончательно запутался и вывалился как есть, комком в комнату. Огляделся, по-хозяйски скользнул по полу. Поднялся выше, переломился на металлической спинке кровати и, не сумев вовремя остановиться, рухнул во всем своем неуклюжем великолепии на девичье лицо.
Василиса отмахнулась от него и закуталась в одеяло. Но капризный утренний сон уже растаял. Она села, потянулась. Легко миновав ту стадию утренней неги, когда мозг уже пробудился, а тело все еще желает отдыха. Взяла с прикроватной тумбы очки и водрузила их на нос. Спустила ноги на пол и тут же с едва тихим возгласом поджала их под себя. Пол оказался ледяным. Василиса зябко поежилась. Дом Велимира, холодный, неуютный, с кикиморой вместо привычного дедушки-домового, оказался не рад чужачке, а вчера и вовсе напомнил ей склеп. Пришлось растереть плечи, прежде чем нырнуть в холодное нутро блузы.