Остап Бендер и Воронцовский дворец
Шрифт:
Подойдя к гостинице они обнаружили что «майбаха» на том месте, где он стоял утром нет. А когда осмотрелись, то увидели автомобиль в тени за гостиницей. А верный Адам Казимирович, подняв капот его, копался в моторе.
— Что, Адам, неполадки в моторе, не можем ехать?
— Нет, нет, всё в порядке, к вашим услугам, Остап Ибрагимович. Как успехи?
— Порадоваться еще нечем, но надежды имеются, как говорил мой одесский знакомый, когда его осудили на год, то надежды его были выйти досрочно, через двенадцать месяцев, — улыбнулся Остап.
Приехав на Керченскую, где проживала геройская семья революционера Клебанова, они без труда нашли нужный номер дома и остановились возле него. Дом был
Но в домике из ракушечника, обильно выбеленном известью, жили совсем другие люди. Никодимов, такова была фамилия нового хозяина этого дома, сообщил, что после смерти Клебанова его жена вместе с детьми уехала к родственникам в Одессу.
— И они в Одессу? — не сдержался вопросом Балаганов.
Остап грозно посмотрел на него и пояснил:
— Это мы были в другом месте и нам там сообщали, что друзья Клебанова тоже уехали в Одессу.
— А-а, понимаю, оно так в жизни, товарищи. Человек ищет где ему лучше, — пыхнул ароматным дымком из трубки хозяин бывшего дома героя-революционера. — Так вот, и уехали, значит.
— А не остались ли вещи какие-нибудь? Не можете нам сообщить? — испытывающе глядел на Никодимова Бендер.
— Нам надо это и для радио, и для газеты, — вставил Балаганов.
— И для музея, — вдруг дополнил Козлевич, тоже присуствовавший при этом разговоре, так как автомобиль стоял в тени акаций у ворот дома под неусыпным его оком. Он сидел у распахнутого окна, откуда просматривалась вся улица.
— Да нет, какие тут могли быть вещи. Жили они бедно. Дом этот и обстановку тутошную мне и попродали. А одежу, та нужное из посуды, конечно, взяли с собой. И на пароходе, значит, и отплыли к родичам, товарищи.
Некоторое время спрашивающие гости и хозяин помолчали. Затем Бендер промолвил:
— Да, сведения очень скудны, очень скудны, товарищ Никодимов. Такой герой-революционер, отдавший жизнь за народ… А вот никак не добьемся исторических данных о нем.
— Да уж так оно, понимаю, жизнь она путана, что хочешь не всегда от неё получишь, и от неё узнаешь, — пыхнул обильно клубами табака Никодимов.
— А в Одессе где семья Клебанова проживает вам, конечно, неизвестно, товарищ?
— Нет, почему, скажу. Оно, значит, так. Когда семья решила уплывать, то ждали весточку откуда… А когда уплыли, то эта весточка-письмо и пришло. Вот если найду… Где-то оно и должно быть где-то тут, — начал искать хозяин письмо в ящиках комода, стола. Долго искал и за всеми его действиями компаньоны наблюдали с явным нетерпеливым ожиданием.
— Нет, не нахожу, не нахожу… — завздыхал хозяин.
— Ну вспомните, вспомните, уважаемый хозяин, поищите, поищите, пожалуйста. Вы нам очень облегчите задачу, — говорил и настоятельно и просительно Остап.
— Да, уж оно конечно… — продолжал искать письмо Никодимов.
— Письмом, дорогой хозяин, вы нам очень поможете, — вдруг проговорил всегда молчащий в таких делах Козлевич.
— Да вот ищу, чего уж тут, хотелось бы вам уважить, — начал снова Никодимов выдвигать ящики комода, перебирать в буфете посуду, звякать даже ножами и вилками. А в одном из ящиков буфета зашуршал бумагами какими-то. А потом из нижнего ящика комода вытащил огромный альбом в сафьяновом переплете. Сдул с него почему-то пыль, он раскрыл его.
Увидев альбом все трое искателей сокровищ приподнялись и придвинулись к хозяину.
— Какой альбом?! — восхитился неподдельно Бендер.
Многие альбомы компаньоны видели, но такой видели впервые. Темно-коричневого цвета, сафьян узорчато обтягивал его обложку с медными застежками. На лицевой стороне обложки позеленевшей медью выделялась пластина с укошенными краями, но без обычно выгравированной какой-либо надписи.
— Да
— Ну-ну, минуточку, хозяин, — положил перед собой альбом Бендер, говоря голосом, не терпящим никаких возражений.
Альбом был в два раза большего размера альбомов, которые искатели обнаружили в доме на Гимназическом лаборанта Виктора.
Зажав с двух сторон своего командора Балаганов и Козлевич с расширенными глазами смотрели, как Бендер начал переворачивать страницу за страницей этого необычного не альбома, а настоящего альбомища. Вначале шли фотографии именитых дворян, купцов, предпринимателей, на каждом таком снимке была карандашная надпись кто изображен на фото и какой интерес он представляет для революционеров, власти, ЧК. На одной фотографии было написано: «Денисакин Роман Вольфович, купец первой гильдии, владелец многих магазинов в Таврии. Несомненно обладает колоссальными ценностями, спрятанными в тайнике». На другой фотографии был изображен усатый человек восточного типа в феске, пучеглазый и надпись: «Ибрагим Бекев, содержатель многих игорных, злачных и торговых дел. Адрес и приписка, уехать за кордон не успел, золото награбленное у пролетариата спрятал». Другие снимки изображали офицеров старших чинов с уточняющими данными на обороте.
Переворачивая картонную страницу за страницей, Бендер и его компаньоны только диву давались таким данным о лицах бежавших или неуспевших уехать за кордон, которых гегемон пролетариата окрестил буржуями, капиталистами, врагами трудового народа. Но вот в середине этой альбомной увесистой архивной сборности Остап чуть было не вскрикнул: «Вот оно, вот оно, детушки-голуби!». Но закрыл рот на замок и все три головы единомышленников, а за ними стоящего хозяина, всё еще дымящего своей трубкой, склонились над фотографией во весь размер альбома какого-то плана. Какого чего, разобрать было нельзя, так как угол, где обычно находился штамп чертежа, на котором указывались все данные: план чего, масштаб его, кто автор чертежа, и так далее так пожелтел, что надписи и цифры еле-еле просматривались. И еще понял Остап, что эта фотография являлась только частью всего плана-чертежа, что и подтвердилось, когда он перевернул страницу, а за ней еще одну. Все три части этого плана как он еще понял стыковались, если их разложить одну за другой, впритык друг к другу, превращали весь план в один лист. Но план чего это из этих листов также нельзя было определить.
Перевернув поочередно все страницы этого необычного альбома и бегло просмотрев надписи на фотоснимках, в конце его искатели и обнаружили письмо, о котором им и говорил Никодимов.
— Ага, вот оно, — воскликнул хозяин. — Вот тут всё оно и сказано.
Остап вскрыл конверт, как будто письмо было адресовано не семье Клебанова, а непосредственно ему: и прочел вслух:
«Дорогая Александра Ивановна! И мои дорогие племянник Коленька и племянница Наденька. После получения такой страшной вести, которую мы получили, приглашаем вас поселиться у нас, как говориться, в тесноте, да не в обиде. Петр работает в порту, как ни трудно, но как не трудно, на кусок хлеба зарабатывает. Я работаю на швейной фабрике. Работу и тебе найдем, Сашенька. Так что, продавай дом и плыви к нам, добро, что пароходы сейчас ходят. Найдешь нас по адресу: Очаков…»