Остап Бендер и Воронцовский дворец

Вилинович Анатолий

— О, Очаков, а не Одесса, хозяин! — воскликнул Балаганов.

— Ага, Очаков, выходит, а я Одесса… звиняйте, товарищи.

«… Черноморский тупик, Три. Ждем, целуем, обнимаем. Твои Петр и Клавдия».

— Вот оно, значит, как бывает, товарищи. С такой вот теплотой… А Клебаниха продала дом нам да и поплыла с миром. А письмо и пришло уже после, да так и осталось. А когда нашли этот самый, эту самую книжищу, то ей и отписали о ней, и письмо туда вложили. А вдруг объявится кто из них, тогда и передадим им, значит.

А фотографии они, кому они нужны, что в них интересного, что читать, — вновь начал набивать свою выкуренную уже трубку Никодимов.

— Ну, что, отец, поедем мы к ним в Очаков, — взял прочно в руки альбом Остап. — Передадим им эту находку, как положено. И письмо, значит, — встал решительно Бендер.

— Да оно так, товарищи…, — как-то неуверенно протянул хозяин.

— Что так оно? — строго уставился на него Бендер. Вид у него был такой, что если бы ему сейчас пришлось сражаться за этот альбомище-находку, то, наверное он готов был сражаться с десятью Никодимовыми, как с сигуранцей проклятой в ту трагическую ночь на румынской границе.

— Да вот я и говорю, что уж больно кожа на этом самом альбоме, смотри какая тисненная. За сохранность книжищи и компенсировать надо было бы, товарищи хорошие.

— Ну это уж как положено, дорогой товарищ, — и Остап вытащил десятирублевку и сунул её в руку хозяина.

Балаганов и Козлевич с умилением смотрели на Никодимова и когда уходили, то долго трясли его руку в знак благодарности. А Остап даже обнял его и сказал:

— Молодец, папаша, вы настоящий хранитель славы героев революции.

Компаньоны вышли из бывшего дома героя-революции Клебанова, унося тяжеленный альбом-альбомище.

— Счастливо, товарищи, спасибо, что посетили и благодарность оставили, провожал их хозяин.

— Бывай здоров, отец, — сел в машину Бендер, не выпуская из рук бесценную находку.

— Спасибо тебе, товарищ Никодимов, — тернул по усам и сел за руль Козлевич.

— Если по справедливости, отец, то премного и премного вам благодарен. И фамилия у вас мне, как родная, как имя моего священнослужителя-спасителя отца Никодима, — сел на свое дублерское место водителя Балаганов и помахал рукой хозяину.

Когда отъехали, Остап, держа на коленях бесценную находку, сказал:

— Вот видите, дорогие мой компаньоны-детушки. Какой вояж нам пришлось сделать, чтобы добраться до тайны фотоальбомов Мацкина, Мацкова и других, имеющих к ним отношение. Но в основном это к альбому лаборанта Виктора Карловича.

— Как вы думаете, Остап Ибрагимович, мельком взглянул на него Козлевич. — Эти планы что-то нам подскажут?

— Ох, камрадики-детушки, не сомневаюсь, что да, но если они имеют отношение к дворцу Воронцова.

— Да, командор, но ведь это всего лишь планы, а что в них?

— Э-э, не скажи, названный брат Коля. Надо вооружиться оптическими принадлежностями и изучить чертежи от черточки до черточки, от цифирки до цифирки.

— Правильно, Остап Ибрагимович, правильно. Ведь неспроста же сделана фотография этого плана.

— Вот

именно, детушки.

Дома выпровадив концессионеров из комнаты, Остап, одев очки, приступил к тщательному изучению фотографий из заветного фотоальбома.

Сравнив фото с ржавыми негативами, он убедился что фотографии были отпечатаны именно с этих негативов. Найдя уже известные ему стрелки он отчетливо прочел надписи на них: «4 сажени», а на другой стыкающей с первой — «3 сажени». Стык этих стрелок был отчетливо обведен жирным кружком.

Вот теперь Бендер таки затанцевал в восторге:

— Вот, Ося, вот, Берта-Мария, вот молодец! Ура! Урра! В это время вошли Козлевич и Балаганов. Увидев своего руководителя ликующим, они остановились и бес-словно уставились на него.

— Что же вы не спрашиваете, что я нашел в этих ящиках?

— Если по справедливости, командор, то как-то боязно… — замялся Балаганов.

— Нет, Остап Ибрагимович, судя по вашему виду, вы нашли что-то для нас интересное, — пригладил усы Козлевич.

— Нашел! Нашел, Шура, Адам! Вот здесь нам указание, где этот самый тайник! — показал Остап пластинку своим помощникам.

— Ну?! — подскочил к Бендеру рыжеволосый.

— Неужели?! Остап… — шагнул к нему и Адам Казимирович.

— Вот смотрите, голуби-искатели, — подставил пластинку к свету Остап. — Это снимок с чертежа подвальной части дворца. А вот здесь сделаны кем-то, наверное, ротмистром Ромовым, стрелочки, с размерами, указывающие определенное место. Зачем же понадобилось кому-то прочерчивать стрелки к месту, если бы они не были связаны с тайником.

Балаганов и Козлевич смотрели во все глаза, поддакивали и кивали головами, соглашаясь. Балаганов несколько раз прошептал: «Командор». А Козлевич мямлил: «Ох, Ибрагимович, ох, голова!». Но если они и шептали соглашательски, но всё же не видели отчетливо наведенных карандашных стрелок. Хотя Бендер давал им поочередно очки и консультировал, как ими пользоваться, поскольку у них зрение было отменное.

— Где вы взяли очки, командор? — не удержался, чтобы не спросить, Балаганов.

— Не задавайте лишних вопросов, Шура. Из воздуха по мановению волшебства индусского факира Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бей.

— Ага, Бриан, это голова, ему в рот палец не клади. А теперь я — голова, — захохотал Бендер. — Нет, детушки, такое событие, Шура, бегите в магазин и тащите сюда бутылку шампанского. Еду вы принесли, сегодня у нас семейный торжественный банкет. Принимать поздравления буду я! — встал по стойке «смирно» великий предприниматель-искатель.

Когда банкет был в разгаре, Остап сказал:

— Завтра, детушки-искатели, едем в Алупку и с экскурсией посещаем дворец, — распорядился возбужденный до веселости Остап. — И как я говорил, срисовываем план дворца в три руки. Вы, Шура, срисовываете левую часть, я — центральную, Адам чертит правую. Для этой операции вооружаемся карандашами и плотными белыми картонками… На которых можно рисовать без опоры для этого…