Остатки
Шрифт:
Не опуская руку, которой он раннее дирижировал, он, молча, одной головой следил за падением громадины.
— Упс… — прошептал я, как будто грохот двери никого не потревожил, а мой голос, безусловно, всех в округе на уши поднял.
На хрен здесь вообще такая дверь?! Фанеру могли поставить…
Дыра получилась приличных размеров.
— Нужно хоть ковром прикрыть, — виновато сказал я.
— Ну конечно… А если кто-то провалится туда, все будет в ажуре… — прошипел он так же тихо.
—
— У тебя что, мозги совсем не соображают?!
Но на удивление, никогда не выбежал нам навстречу, размахивая двустволкой. Внутри здания стояла наиполнейшая тишина. Яркий солнечный свет показывал лишь ту часть помещения, где минутой назад стояла дверь.
— Ох, кто бы мог подумать! Еще один склеп! – голосом археолога восторгался я.
— Ты нигде не стукнулся? – осторожно посмотрел на меня Нико.
— Нет, блять, нигде, — резко закрыв голос в стальную комнату, уверил его.
— Эй! Здесь кто-нибудь есть? – крикнул парень, насколько ему позволяли силы. И прислушался. Нам ответило лишь размытое эхо.
— А, ну тогда все понятно, — дошло до меня. Эта домина была заброшена.
— Апчхи! – скрючился Нико, после чего болезненно застонал, держась за рану на животе.
— Что, пыли надышался? – не сдержал улыбки от такого миловидного зрелища.
— Как видишь, чистота здесь не особо блещет, — вытирая нос, раздраженно «просветил» он.
— Ладно, пошли, — вздохнул я.
— Куда?
— Что куда? — вопросительно поднял бровь я, смотря под ноги, чтоб ненароком не провалиться.
— Куда послать? – довольная улыбка осветила эту поганенькую морду.— Ты только скажи, и я с радостью!
— Просто заткнись… — не обращая внимания на его «бла-бла-бла», продолжал сосредоточенно идти.
Мы вошли в первую попавшуюся дверь, которую на ощупь нашли.
В комнате стояла кровать, стол и кресло. Еще и ванная комната! Не поскупились те, кто все это отгрохал! Что-то я чувствую определенный стандарт…
— Полетели! – воскликнул я, и положил Нико на кровать.
— Это что только что было? – тихо спросил он, прерывисто и тяжело дыша.
— Да-да, мне тоже, как это ни странно, хочется тебя подколоть, — улыбнулся и потрепал его по щеке. Он недовольно скорчился. – Что, не нравится?
— Я не ребенок, — смущенно отводя глаза и краснея, пробубнил он, насупившись.
— Шутки на потом. Тебе же лучше не становится. Хватит притворяться, — холодно сказал я.
— Мне и правда лучше.
— Да ну? – я слегка надавил на грудную клетку.
— Ай! – вскрикнул он.
— Лучше, значит?
— Благодаря тебе теперь стало не особо весело. Вечно тебе все испортить надо…
— А, ну да, это же я тебя продырявил! –
— Я тебе уже говорил, перестань орать! – в ответ вспылил он.
— Заткнись и отдыхай.
— Заткнись да заткнись… Других слов что ли не знаешь…
Вытащив нож, распорол его рубашку. Ткань легко разошлась под острым лезвием. Снял непригодные лоскуты. На меня смотрело небольшое отверстие.
— Ты, как я посмотрю, в своем репертуаре! Всегда живой и на тебе ни одной царапины! Просто находка для патологоанатома…
Нико ничего не ответил. Он старался игнорировать меня.
Смыв запекшуюся кровь с тела, обработал зону вокруг раны. Взяв полиэтилен (знать бы откуда он оказался в аптечке), накрыл дыру и, вскрыв упаковку с бинтом, перевязал вокруг пояса.
— Вытащить пулю я тебе не смогу. Если задену органы или артерии, сам понимаешь, исход будет не особо радужным.
— Да я уже свыкся с ней, как с родной… — прошипел он в перерывах между новыми приступами. Старясь заглушить боль, сжимал зубы и кулаки.
— Давай хотя бы обезболю. Тебе нужен кровезамещающий раствор. И срочно.
— Да уж, не помешало бы…
Накрыл его теплым пуховым пледом, который откопал в старом шкафу с вырезанными замысловатыми узорами. Спирали, круги, всевозможные завитушки. Каштановый цвет с черными прожилками никак не сочетался со светлым помещением. Судя по состоянию, шкаф был самым новым из всех вещей, что покоились в этой комнате.
Затем открыл окно. Прохладные потоки свежести ворвались в небольшое помещение, с силой выталкивая и унося старый, застоявшийся здесь воздух.
Я был в настоящей растерянности. Обратиться за помощью не представляло возможности. А Нико тоже человек, и боль он чувствовал не меньше, чем все другие люди. Да и наверняка его не каждый день так ранили, чтобы он мог научиться терпеть. От собственного бессилия меня уже трясло. Я злился и психовал по поводу и без, потому что не мог помочь Нико. Нервно шагая из угла в угол, бил в толстые стены, которые отвечали осыпавшейся штукатуркой.
— Хватит уже мельтешить передо мной. От этого раны не затянутся. Сядь и успокойся.
Я выдохнул, пододвинул кресло и плюхнулся в него, стараясь с максимальным удобством расположиться, но выпирающие пружины с упорством не давали мне сделать этого.
Нико все труднее держать боль. И по-любому ему больнее с каждой минутой.
Парень как можно незаметнее рвал простыни и с силой мял их. Он уже прокусил нижнюю губу, и теперь из нее выступали алые капельки.
«Ты сильный, Нико, держись. Я знаю, ты сможешь» — в мыслях орал я, ерзая на кресле и пряча рот под ладонью, сам того не замечая, растирая ее до жжения.