Остаться в живых
Шрифт:
И вот мы с Лэнки и Блонди дружно закричали.
— Головы! — завопил я, памятуя, что мне всегда везло с этим словом.
И, как звон похоронного колокола, два голоса одновременно с моим провозгласили:
— Хвосты!
Ледяной обруч обхватил мою голову еще туже. Это означало, что мне конец. Я вместо пробки заткну горлышко каньона на одну-две минуты — в общем, на достаточное время, чтобы другие спаслись, и тогда…
Сквозь туман терзавшей меня агонии я услышал голос Лэнки:
— Нет, это мой ход, Нелли! У меня есть план, как часами удерживать эту воющую стаю
Пока он говорил, наши преследователи из банды Дона Педро поняли, что уже не смогут отрезать нас от входа в каньон, и, вопя, как индейцы, поливали градом пуль.
Никого даже не поцарапало. При такой бешеной скорости в нас могла угодить разве что какая-нибудь шальная пуля.
Я обернулся к долговязому и помахал рукой в знак того, что им пора уходить. Пару раз я прочищал горло, пытаясь заговорить, а когда ко мне наконец вернулся голос, он больше смахивал на мышиный писк.
— Это мое дело, и я его выполню! — пообещал я.
Но все это время мое слабое, трусливое сердце ныло: «Почему бы ему не остаться вместо тебя? Почему бы не перекрыть каньон на какое-то время? Лэнки набит всякими планами, хитростями и ухищрениями… У него их миллион! Он меткий стрелок! Он способен долго сдерживать погоню, в то время как ты погибнешь очень скоро. И потом, Лэнки — старше, он прожил больше половины жизни, а у тебя еще все впереди!»
Да, должен честно признать, такие мысли бродили в тот момент у меня в голове. И не поддался я им в основном из духа противоречия, потому что стало стыдно.
Чего и кого я стыдился? Ведь только трое могли услыхать мой ответ, и один из этих троих был величайшим негодяем на свете!
И все-таки стыд терзал меня. Я не раз слыхивал, как люди потешаются над совестью, но после той ночи знаю наверняка, что она могущественный деспот.
Лэнки не стал спорить, лишь протянул руку и пожал мою.
— Я знаю, нет смысла даже пытаться тебя отговаривать, — буркнул он. — Что ж, благослови тебя Господь, сынок! Ты — поистине благородный человек. И, если тебя убьют, я не успокоюсь, пока не отомщу каждому из них! Прощай, Нелли!
Потом подъехал Блонди. Его искаженное гримасой лицо в лунном свете отливало золотом.
Парень тоже крепко ухватил мою руку, далеко свесившись с седла.
— По справедливости, это должен бы сделать я, — пробормотал он. — Но ты из тех людей, кто первым бросается в пламя и кого мир не забывает никогда!
Блонди сказал это очень серьезно и искренне. Я же с трудом подавлял бешеное желание нервно расхохотаться, вспоминая дикое стечение обстоятельств, поставившее меня в совершенно не свойственное мне положение забияки и героя.
А у героя отчаянно тряслись поджилки! Да плюс ко всему еще и Реджинальд Ченнинг Картер обернулся, явив мне зверски обезображенное
— С первой минуты, едва взглянув на тебя, я понял, что ты — всего-навсего мишень, пушечное мясо, прирожденная жертва! — рявкнул он. — Ну, теперь-то наконец они разнесут тебя в клочья и сожрут, ты, кретин!
Мы как раз влетели в тень под сводами каньона, и я резко осадил пегого, а остальные двинули дальше легким галопом. Я видел, как пошатываются их усталые кони. Бедные животины ползли прямо-таки черепашьим шагом. За сколько же времени при такой скорости они покроют расстояние до Кэтхилла? И как много его пройдет, пока подоспеет столь необходимая мне помощь?
Но раздумывать об этом было некогда.
Я живо соскочил с седла, закинул поводья и велел пегому лечь на землю рядом. А бандиты уже во весь опор мчали к воронкообразному устью каньона.
Я вскинул винтовку и открыл огонь. Стрелял я вслепую, и потом, в тот момент казалось, будто всадники — гораздо больше нормальных человеческих размеров, да и летят быстрее, чем ястреб кидается на добычу.
Я почему-то считал, что мне никогда не замедлить эту бешенную скачку, что погоня пронесется по каньону, втоптав меня в землю или изрешетив пулями, а потом рванет дальше, чтобы уничтожить Лэнки и Блонди.
Я выстрелил четыре или пять раз со всей возможной скоростью, целя наугад, в середину толпы. А когда я достаточно взял себя в руки и поглядел по сторонам, оказалось, что всех бандитов как ветром сдуло.
Глава 41
ОДИН ПРОТИВ МНОГИХ
Да, я сидел в ущелье и знал, что разбойники теперь только и мечтают добраться до меня — недаром же они вопили и ругались как черти, сообразив, что вход перекрыт, а пока удастся устранить это препятствие, их босс попадет в кэтхиллскую тюрьму.
Это означало развал банды, а для ее членов — конец и множество всяких других вещей. Вряд ли кто-то из разбойников, за исключением, пожалуй, Тома Экера, догадывался, что Картер на самом деле и есть Дон Педро. Зато ни один из них не сомневался, что этот тип занимает при главаре самый важный пост. А значит, все поголовно ожидали, что Дон Педро снимет с них скальпы, раз не смогли уберечь его драгоценного помощника.
Больше всего, однако, этих дикарей, я полагаю, раздосадовало то, что добыча ускользнула из-под самого носа и готовые сомкнуться челюсти ухватили лишь пустоту. Потому-то они так злобно вопили, укрываясь за большими валунами, разбросанными у входа в каньон.
Но вот крики стихли. Это означало, что бандиты совещаются. И тут же двое рванули вверх по крутому склону слева от меня, старательно выписывая зигзаги и прячась за камнями.
Я тщательно прицелился в ожидании, когда кто-то из них вылезет на открытое пространство между двумя скалами.
Тот, в кого я стрелял, с воплем подпрыгнул, но еще проворнее скользнул под защиту камня. Крик резанул мне ухо, но я знал, что не ранил бандита, а только напугал, заставив двигаться пошустрее.
Поглядев направо, я увидел, как среди валунов мелькнула фигура еще одного головореза, потом другого.