Оставшиеся в тени

Оклянский Юрий Михайлович

Творческий элемент был важнейшим в деятельности М. Штеффин. Сейчас преждевременно вдаваться в подробности. Ограничусь пока лишь еще одним авторитетным свидетельством.

Оно принадлежит Елене Вайгель. В 1957 году, в пору, когда вскоре после смерти писателя создавался известный ныне Архив Брехта, она писала отцу Греты — Августу Штеффину (8 октября):

«Что касается Греты Штеффин, одной из самых близких и ценных сотрудниц Брехта, нас также интересует, что сохранилось из ее собственных работ… В те годы иногда было трудно различить, что в совместных работах происходит от нее и что от Брехта».

Характер

человека — это в немалой степени история предыдущей жизни. Кто он таков, откуда, почему и как стал таким — изначальные корни уходят к семье, к тому, что зовется родом и племенем.

Да и многие факты и линии действия настойчиво ведут туда…

Гопхен

Их было две сестры — розовощекая, полная резвушка Герта и худощавая, задумчивая, тихая Грета.

Они были погодки, Грета старше только на год и четыре месяца. Сестры любили друг друга, хотя были очень разные.

Еще в детстве, пятилетней малышкой, Герта, прыгая, однажды с маху запрокинулась и упала спиной на землю, но не испугалась, а, смеясь, сказала: «Гоп!» Так ее и прозвали — Гопхен.

Грета относилась к Гопхен покровительственно, как к младшей, а та признавала ее выдающиеся способности. Грета умела фантазировать и сочинять всякие занятные истории. Когда надо было делать домашнюю уборку, она предлагала обмен: «Гопхен, помой посуду, а я тебе за это вечером сказку расскажу!» И Гопхен легко и весело мыла и перетирала тарелки, подметала пол или шуровала кочергой в печке, пока Грета сидела, уткнувшись в книгу. Иногда набирался долг не в один десяток сказок, которые в ночных потемках, когда во всем мире звучал только шепот сестры, любила слушать Гопхен.

Их мать Иоганна, домохозяйка, бравшая шитье на дом, которую в берлинском пригороде по-уличному звали матушка Ханнхен, любила сравнивать своих дочерей и проводить параллели. Особенно после того, как они встали на ноги и выбрали спутников и друзей в жизни.

Она считала, что Грета уродилась в отца, строительного рабочего Августа Штеффина.

Тот тоже не мог жить без фантазий. Еще до Гитлера вечно таскал с собой брошюрки, записался в марксисты, маршировал в рабочих колоннах, а по вечерам пропадал или на собраниях, или в кнайпах, забегаловках, сидя в табачном дыму и запивая пивом разговоры о политике, причем в обоих случаях являлся домой сильно покачиваясь. И с каждым годом все больше так.

А ведь Ханнхен тоже не овечка, сколько пыталась открыть мужу глаза на здоровые житейские радости, приручить к дому, внушить, что главное на нашем коротком веку, да, видно, природу человеческую не переделаешь. Здравого рассудка у Августа не хватало. Слишком азартен и слаб, чтобы жить просто, не в облаках, а на земле.

Слава богу еще, что фашисты его не тронули. Отребье это, видите ли, «прощает» рядовых рабочих! Мол, их запутали интеллигенты и евреи. Надеются потом перетянуть к себе, впрячь в свою колымагу. Им тоже нужна опора в простых людях. Ведь у нацистов партия тоже «социалистическая» и «рабочая»!

Вот Август и сидит теперь вечерами в кнайпе, наливается пивом и топит в нем какие-то свои несбывшиеся фантазии. На работу, правда, ходит исправно и к кружке там не прикладывается. Но по нынешним временам хорошо еще, если все обойдется

для него жизнью по присказке каменщиков: «Ein Bier — ein Kalk» [25] . Если, конечно, к той поре и само пиво уцелеет.

Разумеется, это сравнение не в укор Грете. Она и восемь классов кончила первой ученицей. И на службе, где до Гитлера работала бухгалтером, в «Социалистическом обществе строителей», как уверял Август, ею были довольны. Да и вообще она умница, самая башковитая в семье. И твердого характера. Потому, несмотря на болезнь, так и преуспела, просто диво подумать. Переводчица, сколько языков знает, живет в Дании, свободной птицей, вокруг знаменитости, крупные люди. И все ее чтят.

25

Порция пива — порция известки (нем.).

Но только отцовская у нее натура. Слишком чувствительна, мечтательна, азартна. Часто парит в облаках, а земли под ногами не видит. Вот и оказалась на чужбине, где хоть и хорошо, да не дома. В безрассудстве часто берет дела не по силам. И при ее здоровье может надорваться, худом кончить.

Гопхен — другое дело. Она живет просто, как поет, себе в удовольствие, но и не в ущерб людям.

Сравнить хотя бы их личную жизнь, которая для женщины, что бы там ни твердили в книжках, — почти все.

Девушкой Грета состояла в спортивном союзе «Фихте», где группировалась активная левая молодежь. А Гопхен, хотя тоже заглядывала в «Фихте», больше по душе был тихий союз «Друзей природы». Она занималась там пешим туризмом. Матушка Ханнхен не была тогда против этих увлечений. На здоровье! Да и почему быть против? До нацистов, в пору Веймарской республики, почти все немцы, можно сказать, состояли в каких-нибудь бундах и ферайнах, союзах, обществах и корпорациях. Это было повсеместной доброй традицией. Сама Ханнхен была активисткой уличного женского ферайна.

Жизнь тогда была не в пример нынешней. Люди не ходили с глазами, как у мороженых рыб, а каждый был похож на себя. Молодежь в этих бундах и ферайнах шумела, затевала диспуты, выходила на демонстрации. Однако не забывала и о физической закалке и развлечениях. Словом, там было многое, что молодости надо для развития, полезно здоровью, а для девушек к тому же и перспективно. Ведь где же им и выбрать себе подходящих парней для жизни? Не по этим же брачным объявлениям в газетах? Воплю изверившихся бедолаг и рекламе завалящего товара: «Фрейляйн, 27 лет, гибкая брюнетка. С хорошим бюстом и талией. Созданная для домашнего уюта. Ищет партнера для основанного на вечной любви брака. Наличие детей и возраст не препятствие…» Тьфу ты, в самом деле!..

На одном из таких скоплений берлинской молодежи Грета и встретила Герберта. Это был тихий крепыш, слесарь-электрик, родом из Магдебурга. Невысокий, но телом ладный, мускулистый, с открытым лицом и дружелюбным взглядом из-под белесых бровей.

Потом вскоре с ним познакомилась Гопхен. И у них началась любовь. Но как же все это шло у них легко, обоюдно весело и с самого начала прочно! Как будто они были даже не влюбленная парочка, а брат с сестрой. Так бы во всяком случае сказали со стороны.