Осторожно: злая инквизиция!

Ясная Яна

Слабенький дар ее пульсировал и тянулся к живым, теплым людям.

Она подбирала к нам ключи: жалость, сочувствие, раздражение, брезгливость. Искала эмоциональные отмычки, которые вскроют нашу защиту.

— Насколько нам известно, Дмитрий Миргун никого не убил, поэтому выводы о том, что он представляет серьезную опасность, все же преждевременны. Подскажите, как вы считаете, могла ли его агрессия быть спровоцирована?

— С… спровоцирована?! Да… да на что вы намекаете?! Что мы еще и сами виноваты, что этот тип нас чуть не прикончил средь бела дня?!

— Нет,

что вы, я только имел в виду…

— Знаю я, что вы имели в виду! Вам бы всем дело закрыть да повесить на шею бедной женщины! Такая же бездарность, как и местные, даром что столичный. Сколько твой папик заплатил, чтобы тебя на тепленькое место пристроить? Знаю я, чего тебе надо: взятку хочешь с меня стребовать? Я тебе денежку, а ты Миргуна в тюрягу? Знаю я, как это работает, так вот — не на ту напал, мусор. Думаешь, раз корочки есть, так все тебе можно? Давай, валяй, арестовывай меня! Ну? Чего ждешь? Наручники надевай!

Она тыкала протянутыми запястьями инквизитору в нос, едва не задевая оный. Эмоциональный вал развернулся со всей силой, ударялся о наши защиты, как штормовые волны. Лицо у дамы перекосила ярость, холодная, злая, непохожая на бешенство сумасшедшего. У этой ярости была цель — расковырять, добраться до живого мяса.

Изумление, раскаяние, вина, страх, снова вина — я даже не пыталась блокировать те чувства, которые мадам в нас вызывала, отстраненно наблюдая за ними как бы со стороны.

Для человека, действующего интуитивно, присосаться она пыталась исключительно умело.

— Что? Струсил? А?! — она подскочила и теперь нависала над сидевшим Максом, давя на него не только морально, но и физически. — Правильно, тронешь меня пальцем, я вас всех засужу! Ты знаешь, какие у меня тут связи? Думал, получится у бедной беззащитной женщины деньги вымогать? Не-е-ет, не на ту напал!

Устав терпеть брызгающую на лицо слюну, Соколов поднялся. И дурная баба тут же шарахнулась от него, как от чумы.

— Помогите! Спасите! Полиция меня бьет!!!

Бешеный визг ввинтился в уши, Петренко замолотила по стене, и это стало последней каплей.

Мы с Максом действовали впервые так слаженно, не сговорившись заранее.

Пелену чужой голодной силы я придавила волей. Шагнула к ней со спины и положила руки на плечи, сковав чужой дар, — и она покачнулась, ощутив их гранитную тяжесть. Могильной плитой ощутила она мои руки.

Макс подошел, заглянул ей в глаза:

— Раскаиваешься ли ты в содеянном, женщина?

— Я ни в чем не виновата! Ни в чем! Помогите!!!

Я ладонями ощущала, как ее тело сотрясает крупная дрожь, я чувствовала ее попытки скинуть мои руки — и непонимание, что, слабую вроде бы, мою хватку скинуть невозможно.

Палец Макса, сосредоточенного на чем-то внутри себя, ткнулся ей в лоб.

Полыхнул белым яростным светом проявившийся медальон Макса.

И я впервые увидела, как разворачивается инквизиторская лишающая дара печать.

Она встала на ауру — и женщина захлебнулась молчанием. Оглушенная исчезновением ощущения, что было с ней всю жизнь, — ощущения собственной силы.

Глава 10

«Дорогая

бабушка, было дело, за глаза я называла тебя стервой и старой каргой, да и сейчас, грешна, иной раз именую… Так вот, милая бабушка, как внучка твоя, должна нынче признать, что была сугубо не права — куда тебе до той милой женщины, которую мы только что посетили!» — так или примерно так думала я, покидая квартиру бывшей возлюбленной Миргуна и ее матушки.

Да славный парень Дима даже не представляет, как ему повезло, — вот ей-ей, лучше психическое расстройство, чем такая теща!

— По итогам посещения пострадавших у меня к нападавшему только один вопрос: что ж он так неточно-то?! — пробормотал под нос Макс и наконец-то разжал пальцы на моем плече.

Кажется, он опасался, что я могу сорваться и наделать непоправимого — но это он зря, если бы я что и наделала, то абсолютно сознательно, без каких-либо срывов.

Елена Петренко, в девичестве Пакуля, произвела на меня сильное впечатление.

Уж на что я повидала стервозных баб с завихрениями в области эгоцентризма — моя семья, к примеру, вся сплошь такие бабы и есть, и непонятно, как это у них получилась такая адекватная и самокритичная я! — но сегодня я впервые столкнулась с ситуацией, когда во всем этом отсутствует малейшая… осмысленность, что ли?

Никогда до этого я не видела, чтобы склочность и истеричность оказывались не инструментом, а самоцелью.

Энергетический вампир.

Наглядный пример того, во что может переродиться скверный характер.

Меня пробрало мелкой дрожью.

Никогда! Никогда я не превращусь в такое!

Я осознаю берега! Я отдаю себе отчет, что мир не вертится вокруг меня и моих обид!

Я не вырожусь в энергетического паразита!

Еще минуту-другую я старательно удерживала перед мысленным взором образ Елены Петренко-Пакули, буквально насильно впечатывая его в память.

Просто чтобы помнить, во что может вылиться игра в плохую ведьму.

Чтобы не забыть.

Ни-ког-да.

— Ну, что, твоя версия получила какое-никакое подтверждение, — бодрым тоном объявил Макс, когда мы уселись в машину. — Такая мадам в ком угодно закрепит ненависть к женщинам-ведьмам.

— Угу.

— Миргун приехал просить прощения, ему открыла матушка любезной и, по ее собственным словам, сходу начала орать. Делает она это, как мы убедились, параллельно с попыткой тянуть из жертвы жизненные силы.

— Угу.

— У Миргуна, с его чувствительностью, во враждебной обстановке случился скачок, и попытку воздействия на себя он увидел.

— Угу.

— С учетом того, что психика у парня и так была нестабильна, да к тому же была взбудоражена предыдущим срывом, Миргун сорвался повторно, сознание получило разрядку, рефлекс закрепился. Вполне можно допустить, что одаренные женщины, чья сила в его восприятии сходна с силой многоуважаемой Елены Сергеевны, запускают в его сознании ассоциативные цепочки и возвращают его в тот день, к неубитой ведьме…