Остроумие мир. Энциклопедия
Шрифт:
* * *
Одна из комедий Бомарше, «Два друга», жестоко провалилась. В это время ему случилось однажды быть в одной компании, где присутствовала знаменитая артистка из оперы, Софи Арну. Желая, ради утешения, пройтись насчет оперного театра, Бомарше сказал ей:
— У вас отличный зрительный зал, но вы со своим «Зороастром» провалитесь, и ваш театр будет пуст.
— Извините, — спокойно ответила Арну, — ваши «Два друга» отправят к нам всю свою публику.
* * *
Та же Арну, изумляясь удаче, которая иногда
— Поверьте мне, он будет повешен, но веревка оборвется!
* * *
Арну не блистала хорошим голосом. Однажды какой-то врач, слушая ее пение, заметил:
— Это самая блестящая астма, которую мне когда-либо случалось слушать!
* * *
У Софи Арну одно время была связь с графом Лорагэ, но ветреный граф влюбился в другую актрису и откровенно признался в своей неверности Софи Арну. Та приняла факт весьма философски, без всяких сцен, напротив, следила с участием за успехами своего друга. И вот однажды граф поведал ей свое горе: каждый раз, когда он бывает у нового предмета обожания, он встречается там с упорным соперником, с каким-то мальтийским рыцарем. Он не скрыл от Софи, что очень боится этого мальтийца.
— Еще бы, — заметила Арну, — как вам его не бояться, ведь мальтийский орден прямо и учрежден для борьбы с «неверными»…
* * *
Софи Арну, с ее умом и сценической опытностью, хорошо понимала, что такая вещь, как «Женитьба Фигаро», наверное, станет в ряд знаменитых пьес и обойдет театры всего мира. Но другие, менее опытные или завистливые люди усердно твердили, что комедия Бомарше слаба и, наверное, провалится.
— Да, провалится, — сказала на это Софи, — раз сорок подряд.
* * *
Арну однажды пригласила в себе на ужин несколько человек из высшей знати. В то время за сборищами зорко следили, и полицейский префект, узнав об ужине, вызвал актрису к себе и потребовал, чтобы она назвала имена всех приглашенных ею гостей.
— Я забыла, кого звала, — отвечала Арну.
— Ну, полноте, такая женщина, как вы, должна твердо помнить подобные вещи!
— О да, ваше превосходительство, — отвечала Арну, — но перед таким, как вы, я становлюсь уже не такая, как я.
* * *
Во времена Арну случилась наделавшая шуму дуэль Бюзасуа с принцем Нассау. Рассказывая о ней, говорили, что первый из них очень долго уклонялся от поединка, и удивлялись этому, потому что он считался настоящим артистом фехтования.
— Что ж тут удивительного, — заметила Арну, — таковы все знаменитости и таланты — любят, чтоб их упрашивали.
* * *
У дочери Софи Арну, г-жи Мюрвиль, спросили однажды, сколько лет ее матери.
— Ей-Богу, не знаю, — отвечала она, — мама каждый год сбавляет себе по году, так что скоро я буду старше ее!
* * *
Вспоминая часто о своей ранней молодости, Софи Арну говорила:
— Славное было время! Я тогда так бедствовала.
* * *
Рассорившись
* * *
Мольеровский «Тартюф» имел при первом представлении большой успех, и когда его поставили на следующий день, зрительный зал был переполнен. Но перед самым представлением явился посланный от президента парламента Ламуаньона с извещением, что пьеса запрещена. Тогда Мольер, выйдя к публике, сказал:
— Милостивые государи, мы хотели сегодня представить вам «Тартюфа», но господин президент не хочет, чтоб мы его представляли.
Это знаменитое слово считается образцовым примером так называемой амбифологии, т. е. попросту говоря, двусмысленности.
* * *
Когда появился на сцене мольеровский «Мнимый рогоносец», какой-то злополучный супруг узнал себя в герое и ужасно сердился на Мольера, собираясь жестоко отомстить ему.
— Полноте, — успокаивал его кто-то из друзей, — подумайте о том, что автор представил вас с наивыгоднейшей стороны: ведь вы не настоящий, а мнимый рогоносец!
* * *
Мольер был очень дружен с адвокатом Фуркруа. Этот человек отличался и славился необычайно мощным и зычным голосом. Однажды Мольер заспорил с ним, но его голос буквально исчезал в громовом голосе Фуркруа. Тогда, оборотясь к присутствовавшему при споре Буало, Мольер сказал:
— Ну, что тут возьмешь здравым суждением против такой глотки!
* * *
В театре происходила репетиция пьесы Мольера. Молодая, совсем еще неопытная актриса, которой приходилось изображать муки ревности и отчаяния покинутой женщины, передавала эту сцену совсем вяло в безжизненно, приводя этим в отчаяние автора драмы.
— Сударыня, — кричал Мольер ей в раздражении, — вы совсем не понимаете этой сцены. Поставьте же себя на место героини. Представьте себе, что вас покинул ваш любовник. Что бы вы стали делать?
— Взяла бы другого, — спокойно отвечала актриса.
* * *
Когда Мольер умер, к принцу Кондэ, очень любившему драматурга, явился какой-то неизвестный поэт, сочинивший эпитафию на гробницу Мольера. Он поднес ее принцу, конечно, в чаянии мзды. Узнав, в чем дело, и прочтя эпитафию, принц воскликнул:
— О Боже, сколь безмерно приятнее было бы, если б не вам пришлось писать мольеровскую эпитафию, а Мольеру эпитафию на вашу могилу!
* * *
Расин в спорах всегда держался чрезвычайно гордо и надменно, высказывал свои мнения, как непререкаемые истины, и этими манерами часто донельзя раздражал собеседников. Однажды, когда он спорил о чем-то с Деспрео и нападал на его произведения, последний воскликнул:
— Ну, хорошо! Пусть я буду лучше просто не прав, чем так кичливо прав!