Остроумие мир. Энциклопедия
Шрифт:
— Как нет?
— За каждой кулисой у меня будет стоять гренадер, и прошу вас помнить, что при малейшем неудачном звуке солдаты схватят вас, и мы увезем вас в госпиталь!
* * *
Однажды кучер Фридриха Великого опрокинул экипаж и вывалил короля на мостовую. Тот пришел в ярость, но кучер спокойно сказал ему:
— Ну, чего ж так гневаться? В кои веки оплошал — эка беда! Разве вам самим не случалось проигрывать сражения?
* * *
В другом случае у него вышла уже настоящая, и притом решительно неприличная ругань с маркитанткой. Он ее за что-то выбранил,
* * *
В начале Семилетней войны Фридрих Великий однажды беседовал с английским посланником, которого он высоко ценил за его ум и опытность. В разговоре посланник, между прочим, сообщил королю, что французы отбили у англичан остров Минорку и еще какую-то крепость.
— Новость очень печальная, государь, — прибавил посланник, — но отчаиваться нам не следует; мы вновь начнем вооружения и поправим наши неудачи: нам поможет Бог.
— Бог? — с иронией произнес атеист-король. — Я не знал, что и Бог тоже состоит в числе ваших союзников.
Задетый за живое посланник, припомнив сам и желая напомнить королю, как щедро он пользовался денежной помощью Англии в своих войнах, с живостью отвечал ему:
— Да, государь, Он тоже наш союзник, и притом удобный тем, что ни копейки нам не стоит!
* * *
При Людовике XVI славился своими каламбурами и остротами маркиз Карачоли. Однажды, когда его назначили вице-королем Сицилии, Людовик поздравлял его, говоря, что на его долю выпало одно из лучших мест в Европе. Король употребил при этом слово place, которое означает место, должность, но также и площадь, плац. Карачоли, пользуясь этим, отвечал королю:
— Ах, государь, Вандомская площадь, которую я для этого должен покинуть, гораздо мне милее!
* * *
У Людовика XVI был в числе любимцев некто майор Дарланд. Как-то этот господин вздумал совершить полет на воздушном шаре. Король, узнав об этом, сделал ему дружеский и ласковый выговор по поводу страшной опасности, которой тот подвергался.
— Простите меня, государь, — сказал ему в ответ Дарланд, — но ваш военный министр сделал мне столько посулов и обещаний, потонувших в воздушном океане, что я, наконец, решился отправиться за ними туда вдогонку!
* * *
Узнав, что, несмотря на свой преклонный возраст, Карачоли все еще ведет любовные интриги, Людовик сказал ему:
— А мне передавали, маркиз, что вы все еще занимаетесь любовью.
По-французски король выразил это обычными словами: «делать любовь».
— О государь, вас ввели в заблуждение, — отвечал игривый старичок. — Я давно уже не «делаю» сам любви, я покупаю ее готовую!
Эпоха Великой французской революции чрезвычайно богата всякими «словами» —
Дантон, как известно, был одним из основателей революционного судилища. Когда это же судилище приговорило его к смерти, он воскликнул:
— И в такое-то время я, безумец, вздумал учреждать революционное судилище! Я каюсь в этом перед Богом и людьми!
* * *
Тот же Дантон перед самым моментом своей казни сказал палачу:
— Ты покажешь народу мою голову, она стоит того!
* * *
Сен-Жюст очень разгорячился во время какого-то бурного совещания. Робеспьер сказал ему:
— Успокойся, власть принадлежит спокойным.
* * *
Робеспьер погубил у одной женщины двух сыновей. В день казни знаменитого революционного страшилища эта женщина стояла около эшафота, и когда голова Робеспьера пала, она громко вскрикнула: «Бис!»
* * *
Очень остроумна была выходка скульптора Шинара, который ею спас себе жизнь. Во время террора он попал в список подозрительных, т. е., другими словами, ему угрожал немедленный арест, а затем, конечно, и гильотина. Он переоделся, ловко совершил какую-то ничтожную мошенническую проделку, вроде подлога, был, конечно, схвачен, как обыкновенный мошенник, назвался выдуманным именем, был судим под этим именем за свое мошенничество и приговорен к годовому тюремному заключению. Это его и спасло от гильотины.
* * *
Молоденькая 16-летняя девушка во время террора переоделась артиллеристом, принимала участие в военных действиях против революционных войск, была схвачена и осуждена на смерть.
— Как ты не боялась битвы, — спрашивали ее судьи, — и как ты могла решиться направлять пушку против своего отечества?
— Не против его, а в защиту! — отвечала храбрая девушка.
— Веришь ты в ад? — спрашивал президент революционного судилища у одного священника.
— Как же в нем сомневаться, когда попадешь к тебе на суд? — отвечал неустрашимый служитель алтаря.
* * *
Другой судья спрашивал у священника, верит ли он в Бога. Несчастный, думая отступничеством спасти свою жизнь, отвечал, что не верует.
— А вот тебе сейчас отрубят голову, тогда ты поверишь!
* * *
Лесенка, ведшая на трибуну Конвента, была очень неудобная. Один оратор, всходя по ней, оступился, ушибся и заметил:
— Что это такое, словно на эшафот всходишь!
— А ты приучайся, скоро пригодится! — отвечали ему.
* * *
Однажды кто-то застал Верньо, видного деятеля революции, не ладившего с Маратом, очень грустным и расстроенным. На вопрос, что с ним, он ответил:
— Со мной случилось большое несчастье: вчера Марат отзывался обо мне хорошо.
В те времена было, конечно, всего лучше, когда власть предержащие, вроде Марата, вовсе не вспоминали о человеке: ни плохо, ни хорошо.
* * *
В Версале, вблизи здания, где заседало Национальное Собрание, какой-то парикмахер в то время придумал себе вывеску: