Остров без тайн
Шрифт:
– Наоборот, няня. Совсем есть не хочется.
Старушка испуганно замахала руками:
– Что ты, что ты! Разве это можно - не есть? Нельзя, касатик, кушать надо. Будешь кушать - поправишься быстрее… А сколь вкусный суп-то сегодня сварили!..
«Ну, заворковала,- насупился (Ваня.- И чего это они тут-сговорились, что ли: разговаривают так, как будто я из детсада».
Всё время, пока Ваня ел, нянька что-то наговаривала, пришёптывала и вздыхала. Ване даже показалось, что у него заболела голова, и он постарался покончить с обедом поскорее.
В
Снова вошла нянька, начала закрывать окна.
– Няня, не закрывайте, пожалуйста, и так душно.
– Нельзя, касатик, гроза идёт. Ты ведь уже большенький, чай, знаешь, что молнией насмерть убить может. Потерпи уж как-нибудь. Пройдёт - снова откроем. Дождичком-то освежит землицу, воздух хороший будет. Потерпи, касатик… Может, тебе надо чего?
– Старушка склонилась к нему.- Пасмурный какой-то лежишь. Наскучило, поди. Хочешь - кисленького морсу дам?
– Нет, няня, ничего я не хочу, спасибо.
– Ну и хорошо, касатик, ну и ладно. Отдыхай, я пойду.
Бормоча что-то ласково-горестное, старушка прошаркала за дверь. В комнате стало тихо, даже шмель присмирел и начинал биться лишь изредка и то как-то нехотя, вяло.
В небе громыхнуло, и хоть окна теперь были закрыты, стало ясно, что этот удар грома куда сильнее предыдущего. Жалобно скрипнули липы под окном, закачались, замахали ветками - начиналась буря. Пролетели, кружась, белые листки, унесённые откуда-то порывами ветра, и вдруг взметнулись ввысь, к набухшим фиолетово-чёрным тучам. Задребезжали стёкла в оконных рамах. Шмель, словно очнулся, загудел, рванулся, закружился неистово по комнате.
Потом на несколько мгновений всё затихло. Замерли, обессилев, и поникли ветви лип. Шлёпнулись о стёкла, растеклись первые капли дождя. Вдруг комнату залило ослепительным голубоватым светом, и почти сразу же за стенами грянул стопушечный залп, ветер снова рванул липы, и хлынул ливень.
Ваня лежал, закрыв глаза. Сквозь шум грозы ему послышалось, что кто-то частыми ударами ногтей барабанит по стеклу. Ваня приподнял лицо. За окном, залитым водой, никого не было. Но стук не прекращался. Ваня сообразил: град. Он придвинулся к окну и увидел, как падают, подскакивают и раскатываются по земле крупные белые горошины - кусочки льда.
И тут Ваня вспомнил о своей пшенице. Представилось, как хлещет косыми резкими струями дождь, смешанный с ледяной крупой, бьёт по тонким стеблям, и они, надломленные, иссеченные, падают на землю, чтобы не подняться… Ваня скинул ноги с кровати,- бежать, скорее бежать туда! Ничего, что нога болит!.. Но кто же его пустит? Ведь он в изоляторе…
За дверью прошаркали старушечьи туфли.
Тяжело повалившись на край стола, Ваня прислонился лбом к стеклу и чуть не заплакал от обиды и бессилия.
От дач к штабу, согнувшись
Он не раздумывал. Рванул шпингалеты, толкнул оконные створки и, захлебнувшись потоком воды и ветра, закричал:
– Пе-еть!.. Пе-етя!
Петя повернул голову, приостановился и, нетерпеливо махнув рукой: не до тебя, мол,- вновь пустился бежать.
Молния с грохотом расколола небо. Ваня отшатнулся от окна, захлопнул створки. По лицу текла вода. Он утёрся, присел на кровать, потом уткнулся в подушку.
Так он лежал и не видел, как подбежала к окну Сончик, обшарила испуганным взглядом комнату, посмотрела на Ваню и, жалостливо сморщив лицо, побежала куда-то, промокшая и дрожащая.
Дело в том, что Сончик тоже подумала о растениях на опытном участке. Ей стало очень жалко и пшеницу, и другие растения, и Ванины труды. Сначала, когда ударил град, Сончик растерялась.
– Девочки,- сказала она,- что же делать? Ведь весь же опытный участок погибнет. И ветвистая пшеница… Что делать?
– А ведь верно!
– спохватилась Аня Хмельцова. Она задумалась и решительно сказала: - Надо спасать!
Кто-то возразил:
– Как же спасать, когда сейчас «мёртвый час» и такая гроза?
Аня только фыркнула: потому и надо спасать, что гроза. А «мёртвый час»… «Мёртвый час» это, в конце концов, тоже не помеха. Аня кинулась в комнату, где жила Ася. Васильевна. Вожатой там не было.
– Готовьтесь, девочки, я сейчас!-крикнула Аня, выскакивая на улицу, под ливень. Громадная молния озарила небо. Аня подпрыгнула и прямо по лужам, согнувшись и быстро-быстро шлёпая босыми ногами, понеслась к штабу.
– Сумасшедшая!
– испуганно и восхищённо прошептала Сончик.
Маленькая трусиха всегда с какой-то уважительной и робкой завистью глядела на храбрость других. Так смотрят на то, что кажется недостижимым. Так полуграмотный паренёк слушает учёную речь академика… Сончик иногда мечтала о подвигах, но героиней этих мечтаний сама она никогда не была. Подвиги в её мыслях совершались кем-то другим, до удивления бесстрашным и оттого прекрасным. А сама она наблюдала за ним откуда-то со стороны, забившись в уголок, и казалась себе беспомощной, жалкой и противной. Нет, она не способна на подвиги. Она боится даже вот этого ливня, а когда сверкает молния, сердце её разрывается от страха и тревоги.
Прикрыв дверь, Сончик высунулась, огляделась. Потом вышла на веранду. Дождь бушевал. По земле бежали мутные потоки. «Крупные градинки часто и сухо потрескивали, влетая под крышу веранды и падая на деревянный пол. «Побьёт, всё побьёт!-ужаснулась Сончик и нетерпеливо оглянулась на штаб: - Что там Аня застряла? Ведь дорога каждая минута». Если бы броситься на участок самой… Но это очень страшно: такие сильные молнии и такой ужасный гром, и ветер, кажется, вот-вот начнёт вырывать деревья с корнем.