Остров битвы
Шрифт:
Алаан споткнулся и упал, кубарем покатившись вниз.
Некоторое время он лежал, корчась от боли, пронизывающей ногу. В глазах плавали мутные круги — не прозрачнее давным-давно надоевшего тумана.
Алаан приподнялся на локте и осмотрелся. Его больше не окружали разрушенные стены. Он лежал на гладком каменном полу. Рядом возвышались две колонны, которые уходили в мрачную высоту. На стенах горели факелы, и дым от них тянулся вверх. Видна была лишь одна стена, остальные терялись среди мрака и теней.
— Что ж, Алаан, ты много раз находил неведомые тропы,
При помощи посоха юноша приподнялся и встал. От боли у него закружилась голова. Тяжелое дыхание буквально раздирало тишину. Минуту спустя Алаану стало легче, и он с трудом шел дальше. Шарканье ног и негромкий стук посоха глухим эхом отдавались среди колонн, и тусклый свет бросал скрюченную тень на каменный пол.
Алаан понимал, что болен, что ему следует лечиться. Раньше он больше заботился о своем здоровье, это совершенно точно. Юноша остановился и оперся об одну из колонн, ожидая, когда боль стихнет настолько, чтобы продолжить путь.
Алаан не представлял, насколько опасно находиться здесь. Для защиты у него остались только меч и кинжал. Применение любого колдовства, доступного Алаану, требовало времени и выносливости. Лишь времени у него было предостаточно.
К сожалению, настоящее волшебство совсем не похоже на магию, описываемую в сказаниях и песнях. В них волшебнику достаточно махнуть рукой, и он получал все, что хотел: призывал дождевые тучи, чтобы потушить пожар, мог обратить в камни вражеское войско… На самом деле колдовское мастерство — дело гораздо более трудоемкое и скрупулезное. Да, магия была реальностью — даже Саинф иногда прибегал к ней, — но на овладение ею уходили месяцы и годы. Магия забирала столько жизненных сил, что мало кто отваживался взяться за обучение. Кроме того, иногда получалось совсем не то, что хотелось. Колдовство не притягивало Алаана так, как его братьев, сестру, отца.
В темноте ему удалось разглядеть две закрытые двери, расположенные между колоннами. Казалось, они сделаны из того же камня, что и стены, но Алаан подозревал, что двери в действительности деревянные, однако специально замаскированы под цвет стен. Юноша уставился на них в некотором недоумении.
На дверях не имелось ни замков, ни задвижек. Алаан потянул изо всей силы за кольцо, и они тяжело и медленно отворились. Путник минуту вглядывался и в почти полной темноте увидел лестницу, ведущую вниз. Факелы горели и здесь: их неровный свет озарял каменные ступеньки.
Алаан поставил посох на первую ступеньку и неуклюже шагнул вниз. Спуск оказался пыткой, и через несколько шагов он сел на ступеньку и стал передвигаться по лестнице словно ребенок, не научившийся ходить.
Лестница была не очень длинной, и вскоре он очутился внизу, в галерее над большим круглым залом. В тусклом свете факелов Алаан увидел бассейн посередине зала, наполненный какой-то серебристой жидкостью, похожей на ртуть, только не такой густой и плотной.
На гладком каменном полу — цвета старой слоновой кости, как и все кругом, — были начертаны линии и выгравированы непонятные
— Это магия! — выдохнул он.
Однако какая магия! Целый зал был посвящен ей. Труд всей жизни.
— Более того, — отозвался голос из-за спины, — это самая изысканная магия на свете.
Старый рыцарь, называвший себя Глашатаем Эйлина, стоял в нескольких шагах от Алаана и смотрел в зал.
— Мой хозяин работал над этим колдовством долгие годы. С его помощью он отделил свои земли от земель брата. То было величайшее магическое произведение из всех существовавших в то время, и с тех пор не нашлось магии, равной этой или даже похожей на нее.
— Но теперь колдовство теряет силу, — сказал в ответ Алаан. Он указал рукой на стену. Там красовалась трещина, проходившая через магический узор.
Старик кивнул.
— Да, теряет силу. А Смерть поджидает неподалеку, надеясь забрать в первую очередь тех, кто избегает ее уже давно.
— Это Смерть разрушает колдовство?
— Нет, ее союзник, Время.
— Что будет, когда волшебство потеряет силу?
Старик пожал плечами.
— Земли опять соединятся, и мир содрогнется. Возможно, горы падут, а равнины поднимутся.
Глашатай положил обе руки на ограду галереи и закрыл глаза.
— Никто не может предсказать, что именно случится, но когда это произойдет, земля поколеблется, и ты узнаешь сам.
— Подобное заклинание не должно было появиться, — сказал Алаан.
— А когда ты умер, то должен был пройти через Врата Смерти, — отвечал старик, глядя на него. — Но ты здесь, в Тихой Заводи. И где же конкретно? В комнате, которую не посещал еще ни один человек. Все не случайно, сын Уирра. Тебе суждено обнаружить это место и прийти на помощь моему хозяину.
Алаан фыркнул.
— Я ничем не обязан Эйлину. И мои познания в магии намного более скромные, чем ты предполагаешь. Я даже близко не понимаю этого заклинания. Твоему хозяину, должно быть, пришлось потратить на него всю жизнь.
— Гораздо больше, — отозвался Глашатай. Он повернулся и подошел чуть ближе, хотя Алаану все еще трудно было разглядеть его в сумраке зала.
— И не понимай. Тебя будет направлять Эйлин.
Алаан шагнул назад, превозмогая боль.
— Эйлин прошел сквозь Врата, Глашатай. Ты забыл?
— Я не согласен с этим.
Алаан с трудом вытащил меч.
— Держись подальше, — предупредил он. — Я не собираюсь возвращать твоего хозяина. Он был чудовищем, Глашатай, самым ужасным из всех живших на земле. Зачем он понадобился Смерти, я не знаю. Он жертвовал тысячами жизней, чтобы сохранить свою.
Старый воин шагнул вперед, но остановился, оглянувшись. И тут Алаан услышал голоса, раздающиеся сначала за дверьми, а затем на лестнице.
— Что это? — спросил он, стараясь не показывать волнения.