Остров Буян
Шрифт:
На берегу Великой толпа посадских в пестрых тулупах, кафтанах и шубах строилась ратным строем с пищалями, рогатинами и бердышами. Стрелецкий десятник кричал им слова приказов. Это были «новоприборные» из посадского люда.
Гаврила Демидов по совету с Козой указал обучать их наскоро ратному делу, чтобы быть готовыми и встать на защиту города, когда приспеет пора.
Иванка и Якуня были возбуждены, громко смеялись, с озорством толкали друг друга и задевали прохожих, грозясь
У Всегородней избы оба парня, остепенившись, умылись снегом, поправили шапки и опояски и, отряхнув снег, налипший к ногам, взошли на крыльцо.
– В стрельцы? – приветливо воскликнул Захар, увидев друзей, и снова склонился к работе, выписывая ярлык для пожилого кожевника, пришедшего записаться вместе с двоими юными сыновьями.
– Ну, давай: «Яков Михайлов, сын кузнеца Мошницына, от роду лет – осьмнадцать…» – смеясь, произнес Захарка и взялся за чистый ярлык. – Саблю, чай, хочешь привесить? – весело спросил он.
– Чего ж не привесить?! Ты ведь привесил! – сказал Якуня.
– Тебе к лицу будет с саблей – лицом румян, пригож, как девица! – насмешливо поддержал Захарка.
«Посадский», – вписал он.
Якуня зарделся и стал еще больше обычного похож на Аленку.
– В конные, что ли, писать? – подмигнул Захарка и, не дождавшись ответа, в углу ярлыка поставил большое «С», что означало «стремянный». – Держи, стрелец, – сказал он, протянув ярлык.
– Ты тоже в стрельцы? – спросил он Иванку.
Захар пододвинул поближе чистый листок и писал, бормоча: «Иван Истомин, сын звонарев, от роду лет…» Вдруг он остановился.
– Постой-ка, Ваня. Ты ведь не вольный… Ты ж из владычных людей.
– Врешь! Макарка хотел в холопы меня, а я не холоп. Я – гулящий! Кой я владычный, коль в кузне посадской тружусь?
– Верно, – в задумчивости сказал Захар. – Ну, погоди. Смотри, ярлыков бы никто не касался. Я – мигом.
Захарка вышел в соседнюю горницу. Иванка ждал.
Вошел Захар с недописанным ярлыком.
– Нельзя, Иван, – сказал он. – Я дворянина спрошал, писать ли холопов и трудников монастырских, – он не велит.
– Ты б воеводу бежал спрошать! – вспыхнул Иванка. – Мне что дворянин! Мне старосты земски указ, не дворяне!..
– Ну-ну, не ори, не ори! Не в конюшне! Тот дворянин от старост посажен к прибору стрельцов да по ратным делам. Молвил «нельзя» – и нельзя! Эк все холопы сбегут во стрельцы. Кто же работать в холопстве станет?!
– Где старосты земски? – со злостью воскликнул Иванка.
– Нету во Всегородней. Утре придешь – и будут! –
Он разорвал ярлык, на котором начал писать Иванку, и обратился к вошедшему парню.
– В стрельцы? – как обычно, спросил он.
Якуня ждал у крыльца.
– Пошли за ружьем! – весело крикнул он, махнув своим ярлыком.
– Иди к чертям! – оборвал Иванка, и, сорвав на Якуне обиду, с болью в горле он, не оглядываясь, бросился прочь от Земской избы.
На другой день Иванка, оставив работу в кузне, явился в Земскую избу к Гавриле.
– Дядя Гавря, вели Захарке меня приписать в стрельцы.
– Ишь, возрос воевода! – усмехнулся Гаврила. – Чего же тебя не писать! Под носом, глянь-ка, темнеет чего – не сажа! Пишись, пишись!..
– Он не пишет, – мрачно сказал Иванка.
– Пошто?
– Дворянин не велит какой-то. Сказывает – ты, мол, холоп и нельзя во стрельцы!
– Ишь ты, дело какое!.. Какой дворянин сказал?
– А я знаю?!
– Захар! – громко окликнул Гаврила.
Захарка вбежал.
– Пошто не пишешь Ивана в стрельцы? Кто не велит?
– Иван Чиркин. Ты сам наказал его слушать, а он не велит холопов писать… Посадских – писать, а холопов не мочно.
– Да я, Гаврила Левонтьич, ведь я не холоп. Макарий корыстью хотел меня ставить в трудники, а записи нет на меня. Я гулящий… Какой я холоп!.. – с обидой и горечью заторопился Иванка.
– Постой, воевода, постой, не спеши, – остановил его хлебник. – Ты, слышь-ка, иди да работай, а завтра во всем разберемся. Чай, хочешь не ты один!..
– Были еще у тебя холопы? – спросил Гаврила Захарку.
– С десятка два было, а станем писать – прознают и побегут отовсюду, – ответил Захарка.
– Ступай, Иван, разберемся. Завтра скажу, не горюй! – утешал Гаврила.
Но Иванку не успокоил его степенный и ласковый голос. Он уже не пошел в кузню, а возвратился домой.
Взглянув на него, бабка сердцем почуяла над любимцем невзгоду.
– Что стряслось, голубочек? – спросила она. – Что ты черен, как туча?
– То и черен – где б жернова взять, не знаю…
– К чему тебе жернов?
– Веревку на шею да с жерновом в воду!
– Ох, господи Сусе! Да что ты! Обидел кто?
– Все Захарка проклятый! Повсюду Захарка!
– А мы краше сосватаем, Ваня, – успокоила бабка.
– Да я не об том…
– Об чем же, Ванюша? Уж ты мне скажи. Кто лучше бабушки присоветует! Вместе рассудим.
И слово за словом бабка выпытала его обиду.
– Все минется, Ваня. Правда на свете всегда победна!
Захватив кошелку, словно идя на торг, бабка направилась во Всегороднюю избу.