Остров (др. перевод)
Шрифт:
К удивлению Александроса, Маноли усердно принялся за работу, хотя на нем и не лежало таких обязанностей, как на его двоюродном брате. Андреас обычно брал обед с собой в поля, чтобы не тратить время на возвращение домой, но Маноли предпочитал хотя бы на несколько часов прятаться от жестокого солнца и возвращался к обеду за обильный стол в кухне Вандулакисов. Анна ничего не имела против. Ей нравилось присутствие в дома Маноли.
Их частые встречи превратились не столько в разговоры, сколько во флирт. Маноли смешил Анну, иногда до слез. Она одобряла его поддразнивания и шутки,
Иногда Элефтерия также бывала здесь, а не в Неаполи, она побаивалась, что племянник не слишком-то усердствует в делах имения.
– Мужчинам не следует находиться в доме посреди дня, – как-то раз сказала она Анне. – Это женская территория. А мужчины должны быть снаружи.
Анна предпочла проигнорировать неодобрительное замечание свекрови и стала с Маноли приветливее, чем прежде. На ее взгляд, их дружба освящалась родством. К тому же она не нарушала обычаев, поскольку замужняя женщина пользовалась куда большей свободой, чем одинокая, так что поначалу ни у кого не вызывало вопросов то, что Анна проводит днем часок, а то и больше со своим «двоюродным братом». Но потом кое-кто начал замечать, что Маноли появляется в доме уж слишком часто, и злые язычки начали болтать.
Той весной Маноли как-то раз задержался даже дольше обычного. Анна заметила его неосторожность и впервые содрогнулась при мысли о той опасности, какой себя подвергала. Уходя, Маноли надолго задержал ее руку в своих ладонях и поцеловал с глупыми актерскими ужимками. Анна могла бы оставить без внимания этот фривольный жест, но то, как он прижал указательный палец к центру ее ладони, заставило ее похолодеть. И что было совсем непозволительно, он коснулся ее волос. Какая-то соринка, пояснил Маноли и тут же поддразнил Анну, сказав, что она ведь сама все начала, поцеловав незнакомого человека… в волосы.
Так оно и пошло дальше. Потом Маноли собрал букет полевых цветов и преподнес его Анне – это были яркие, пусть и немного увядшие маки. Жест казался романтическим, и Анна была очарована, в особенности когда Маноли выдернул один цветок из букета и осторожно приложил к ее блузке. Его прикосновение было едва ощутимым и длилось кратчайший миг, Анна не сразу поняла, был ли контакт его грубоватой руки с ее гладкой кожей случайным, или же Маноли сознательно провел пальцами по ее груди. Но через мгновение, когда он коснулся ее шеи, все сомнения исчезли.
Анна была достаточно импульсивной женщиной, но что-то ее удержало. «Бог мой, – подумала она, – это же на грани безумия… Что я делаю?!» Она вдруг как со стороны увидела, что стоит в этой огромной кухне нос к носу с человеком, который, хотя и был очень похож на ее мужа, все-таки ее мужем не был. Она представила, как бы все это выглядело в глазах человека, заглянувшего в открытое окно, и как ни старалась убедить себя в обратном, прекрасно понимала, что выглядит это не иначе как двусмысленно. Анна была в шаге от того, чтобы Маноли ее поцеловал. Но у нее пока что оставался выбор.
В ее браке с Андреасом было все, чего только можно пожелать. Ее муж, теплый и добрый
«Я должна его остановить, – думала Анна. – Иначе могу все потерять».
Она оценивала Маноли с привычной для нее надменностью. Все это просто игра, как она ему говорила. И хотя Маноли флиртовал весьма экстравагантно, Анна обращалась с ним как с низшим.
– Послушай, молодой человек, – сказала она. – Как тебе известно, я замужем. Так что можешь унести свои цветы куда угодно.
– Вот как? – откликнулся Маноли. – И куда же, например?
– Ну, моя сестра пока что не обручена. Можешь подарить их ей. – И тут же Анна как будто со стороны услышала собственный голос: – Я приглашу ее на обед в следующее воскресенье. Она тебе понравится.
На следующее воскресенье был праздник святого Георгия, так что причина для приглашения Марии и отца имелась. Для Анны встречаться с ними обоими было скорее обязанностью, чем удовольствием, она давно уже не чувствовала в себе ничего общего со скучной младшей сестрой, с отцом ей тоже говорить не о чем. Но в остаток недели Анна постоянно думала о мимолетном прикосновении Маноли, предвкушая то мгновение, когда они снова останутся наедине. Но до того как это случится, рассуждала она, должен состояться унылый семейный обед.
На Крите в этот период все еще недоставало многих продуктов, что никак не отражалось на хозяйстве Вандулакисов, в особенности в дни святых угодников, когда устраивать пир считалось религиозной обязанностью. Гиоргис пришел в восторг, получив приглашение.
– Мария, смотри-ка! Анна пригласила нас на обед!
– Весьма любезно со стороны ее светлости, – с неожиданным сарказмом откликнулась Мария. – И когда?
– В воскресенье. Через два дня.
Мария втайне была польщена тем, что их с отцом пригласили. Ей очень хотелось укрепить отношения с сестрой, потому что она знала: этого хотела бы их мать, но с приближением воскресенья ее почему-то охватывала все более сильная тревога. А Гиоргис, наконец-то начинавший оправляться от горя, был рад перспективе повидать старшую дочь.
Анна поморщилась, заслышав треск мотора новенького отцовского грузовика на подъездной дороге, неохотно и медленно спустилась она по большой лестнице, чтобы встретить родных. Маноли, успевший уже приехать, очутился у входной двери раньше и широко распахнул ее.
Мария оказалась совсем не тем, что он ожидал увидеть. У нее были самые огромные карие глаза на свете, и они смотрели на него, широко раскрывшись от удивления.
– Я Маноли, – поспешил представиться он, шагая к девушке с протянутой рукой. – Двоюродный брат Андреаса.