Остров гуннов
Шрифт:
– Аквинат? – чмокнул губами Либерал.
– Да, так научили великие святые.
Речь Летописца меня вдохновила. Хотелось, чтобы они, наконец, поняли все благородство нашей цели.
– Мы учим самопознанию, деланию себя. Только личность может изменять мир.
– Кто нуждается в гнилом човеке с очилами? – жестко спросил Купец. – В клозет его!
Эдик снял очки и приподнялся, наверно, приняв это на свой счет. Я дернул его за рукав.
Савел посмотрел на купца, как на дебила.
– Может быть, личность, как говорит мой друг, и ничего не может в истории, но зато он свободен уйти в природу и размышлять.
– Размышляющий
Зря мы затеяли этот разговор. Толщу эпохи не пробьешь. Я плюнул на их средневековый уровень и стал говорить открыто:
– Буду говорить вашим языком. Человек отпал от Бога, и его цель – приблизиться к Нему, стать совершенным, как сказано в Священной книге вашего жестокого Господа Мира. Поражает вера в эту метафору реальности, предугадавшую путь человечества, еще не расшифрованную наукой! Реальность, пусть в виде мифа, осознана еще в древности. Религия проложила дорогу человечеству, по которой ему идти. К этому только еще подходит антропологическая философия будущего.
– Ну, и что? – спросил Либерал.
– Человек отпал от Бога, и застрял между божественной близостью и выпадением из Эдема. Гунны привыкли жить в этой серой полосе, уйдя из бездомности и не придя к божественной любви. Когда людей было мало, они жались друг к другу перед демонами-убийцами природы, а когда размножились – прижатые разбились на семьи, и между этими кланами началась борьба.
– Мой дом – моя крепость! – бросил мимоходом купец, разделывая пальцами курицу. Видно, эта поговорка была здесь еще свежей. Либерал снисходительно сказал:
– Достаточно установленной морали и этики, чтобы навести порядок и избегать насилия.
– Мораль и этика – установка разума, но в ауре божественной любви они исчезают. Или – все делается моралью и этикой.
– Бог е справедлив, – елейно сказал Летописец.
– Бог – это беспредельность. Человек должен был выдумать символ беспредельности. Метафора покрывает своей интуицией незнание глубинного устройства мироздания.
– Богохульство! – слышалось в разноголосице обедающих нобилей. – Бог – не е символ!
Я даже испугался отпора.
– Здесь есть веротерпимость – старики поклоняются Священному Пню, другие – дохристианскому жестокому Господу Мира или, как некоторые из вас – некоему Абсолюту, создавшему гармоничную вселенную. У нас же есть христианская религия. Я верю в Иисуса – гениального пророка, угадавшего нравственную тенденцию истории, правда, не в его инкарнацию.
– Но ти абсолютно отрицаешь веру! – удивился Летописец.
Я подумал.
– Чего ожидают простые бабки, толпясь в очереди во дворе храма, чтобы прикоснуться к Священному Пню? Непостижимого, чуда, которое вывалит им в подол исцеление. То есть, хотят того же, что и я. Куда зовет душа, чтобы исцелиться? С древности чувствовали – стать подобием божьим значит подняться до небес на невообразимой исцеляющей волне. Где исчезли бы все обозначения наших отношений: счастье, обида на несправедливость, негодование и т. п. И осталось бы чувство бесконечной новизны и безграничная близость мира, где рождаются музыка, стихи и другие творения мозга и рук. Только я вижу на месте Бога сияющий горизонт необъятной новизны, что дает надежду творить нечто небывалое, но не ищу там божьей помощи. Хочу того
– Ага, ти веруешь в нашия Бога – Демиурга, който создал вселенную, кого не може да помыслить! – возвысил тонкий голосок Летописец. – Просто не веруешь в его всемогущество.
Я чувствовал, что не все потеряно.
– Выйти из дурного круговорота вражды всех ко всем можно только путем познания и совершенствования себя и мира, свойственного личности. Чтобы понять, что происходит, надо разобраться, что происходит внутри человека. Это попытка выйти из сна разума. Достижение озарения, гармонии мира – это выход мира из отпадения в Божественное совершенство.
– В этом – весь Будда, – наконец, высказался Савел.
Купец перестал есть.
– И вие учите этому… копаться в себе?
– Мы учим понимать мир.
Он обратился ко всем, бегая глазами.
– Там няма даже экзаменов. А необходимо – с розгами!
Я вспомнил отца, поровшего меня, зажав голову между колен. Что-то родное было в словах купца.
– Защо вие заблуждаетесь? – возбуждал себя Купец. – Такова ересь не е за нас. Только найдете на ваш задник приключения. И школяры – без розог разбегутся.
Либерал благодушно спросил Купца:
– Ты веришь, что есть свет и тьма?
– Веруем, что добро – това е строить. И всичко будет добре. Няма нищо другого.
Савел торжествующе сказал:
– Это и есть наш социальный проект – строить для богатых, которые дают больше денег, и драть три шкуры с бедных. А если кто не желает – пусть идет в ж…
Купец боялся ведущего «позоров» – мог высмеять в очередном зрелище живых теней. Как высмеял его мечту о белой яхте, о которой он по-детски простодушно рассказал на таком вечере. Как она унесет его в безграничные просторы наслаждений, тут же бесплатно исполняющихся, с девочками в каюте, с кем делал что хотел (фу! зачем трепался, – заныло, как зубная боль). Это видение заливало его другие мысли цветным туманом, так что терял контроль перед завистниками.
Уходя, Эдик, отплевываясь, спросил меня:
– С кем ты водишься?
– В них глубоко запрятано добро. Ты же говоришь: человек по природе добр.
Знающий состояние наших дел Савел говорил своим новым сочувственным тоном, похожим на иронию:
– Направься в мир покоя и радости и возродись там в цветке лотоса на сиденье из драгоценностей.
Наверно, пристрастие к даосизму было оправданием его безразличия к конвульсиям власти и оппозиции. Выбор, который он называл Путем Дао, отвечал его внутренней честности – он стремился туда, где комфортнее.
Я не говорил ему – на родине, на своем краю земли изучал «уловки» школы Тэндай в познании Дао.
– Это удобно – сидеть, ни о чем не жалея, не думая. Тот, кто изучает буддистскую Дхарму и не пробует применить ее в собственном подвижничестве, подобен бедняку, подсчитывающему чужие богатства. Так говорится в сутрах?
– Так! – удивился Савел. – И ты не чужд. Да, мне смешно, когда пытаются держать Бога за бороду. Права даосская формула: «Умерить блеск и уподобиться пыли».
– Но отшельники уходили от страдания в «исконную просветленность». Искали исцеления в духовных практиках. А ты развлекаешь чепухой гуннов, ржущих бездумно глядя в зрелище.