Остров Мертвецов
Шрифт:
— Ты думаешь, что если ты расскажешь мне это или покажешь те части себя, которые причиняют боль, то это каким-то образом изменит мое мнение о тебе, но это чушь собачья. Я хочу разбитые осколки так же сильно, как и те, что остались целыми. И если каких-то частей не хватает, я хочу помочь тебе заполнить их снова. Я хочу, чтобы ты улыбалась и делала это искренне. Я хочу, чтобы ты смеялась и радовалась. Но больше всего, Роуг, я просто хочу тебя. Не важно, какая версия тебя, мне достанется. Потому что твое сердце бьется из-за меня так же, как тогда, когда мы были детьми. Вот почему я
Я удивленно посмотрела на него, вспомнив тот день. Меня отдали в новую приемную семью и отправили в новую школу так чертовски быстро, что у меня едва хватило секунды, чтобы сообразить, что к чему, прежде чем меня бросили посреди школьного двора.
Я была неуверенной и немного напуганной, а потом эти четверо мальчиков внезапно появились рядом, улыбнулись и спросили меня, не хочу ли я поиграть с ними в мяч. Фокс предложил мне конфету, и в животе у меня заурчало, потому что в спешке тем утром у меня не было времени позавтракать.
Джей-Джей сказал Чейзу, что я, — самая красивая девочка, которую он когда-либо видел, хотя я не должна была этого слышать, и с того дня он не переставал называть меня красоткой. Даже Рик улыбнулся, предложив мне посоревноваться с ними, и я ухмыльнулась, пообещав втоптать их в грязь. И вот так мы оказались вместе. Неразлучны. Я и мои мальчики. Пока это не изменилось.
Я наклонилась вперед и сократила расстояние между нами, а Фокс напрягся, когда я застала его врасплох, мои губы встретились с его губами, и его хватка на мне усилилась, когда его пальцы скользнули в мои волосы.
В этом поцелуе было так много всего, так много желания, потребности и бесконечных возможностей, но была и правда. Потому что я не была той девушкой, за которую он меня принимал, и я не могла дать ему то, чего он хотел от меня. Он хотел, чтобы я любила его и только его, но это было невозможно. Я даже не думала, что смогу любить сейчас. Но когда-то я любила, всем сердцем, и оно было разделено поровну между всеми четырьмя. На самом деле, нет. Не было никакого разделения. Каждый из них владел им полностью, и так оно и было. Все вместе. Все мы.
Я отстранилась, и он застонал, понимая, что я снова подвожу черту. Но с ним я должна была это сделать. С ним было все или ничего, а у меня не было возможности предложить ему все.
— Перемирие? — Выдохнула я, обнимая его за шею рукой и прижимая к себе.
— Договорились, — мягко согласился он.
Он взял меня за руку и вывел из грузовика, а я молча поплелась за ним.
Когда мы зашли внутрь, в доме было темно, но Фокс сказал мне, что остальные знают, что со мной все в порядке. Он позвонил им по пути за мной и написал снова, когда я была в машине. Я этого не заметила, но была уверена, что это правда.
Он остановился, чтобы налить мне большой
Джонни Джеймс улыбнулся мне, от чего у меня екнуло сердце, и в его глазах появилось облегчение, после чего он закрыл дверь, а меня втащили в комнату Фокса.
Фокс не включил свет, когда мы вошли, и я позволила ему стянуть с меня платье, прежде чем он предложил мне свою футболку, которая была еще теплой от того, что он ее носил.
Я натянула ее, и он поднял меня на руки, отнес на свою кровать и обнял, зарывшись лицом в мои волосы.
— Теперь ты там, где тебе самое место, колибри, — пробормотал он, когда мои глаза закрылись. — Остальное — это просто детали, с которыми мы разберемся.
***
Я проснулась, окутанная чувством безопасности, с тяжелым ощущением покоя, охватившим меня рядом с телом, обернутым вокруг моего.
— Ты спишь, как гребаный мертвец, — пробормотал Фокс, зарываясь лицом в мои волосы и прижимая меня к себе, когда я зевнула.
— А ты просыпаешься слишком бодрым, — пробормотала я, стирая сон с глаз.
— Я могу взбодрить и тебя, если ты уже готова сдаться нам?
— И что именно ты подразумеваешь под сдаться «нам»? — Спросила я.
Фокс перевернул меня на спину и, приподнявшись на локте, посмотрел на меня сверху вниз. Мой взгляд упал на его обнаженную грудь и татуировку колеса обозрения на левой груди, вокруг которого была набита вся «Игровая Площадка Грешников». Затем я посмотрела на символ «Арлекинов» — череп в шутовской шляпе, расположенный на его левом бицепсе, и у меня неприятно скрутило живот. Я ненавидела эту гребаную штуку, как бы иррационально это ни казалась. Но для меня эта татуировка на его теле — и на теле Джей-Джея и Чейза тоже — была буквальным отображением разрыва между мной и ими. Они были «Арлекинами», а я — нет. Они были в команде, а я — в стороне. История моей жизни.
— Ну, во-первых, это означает, что я проведу остаток сегодняшнего дня, сегодняшнюю ночь и, вероятно, всю оставшуюся неделю, похороненный между твоих бедер.
— Что, никаких перерывов на пописать? — Поддразнила я, хотя чувствовала, как румянец заливает мои щеки от его слов.
— Перерывы на пописать были бы приемлемы, так же как и перекусы, потому что ты становишься гребаной дикаркой, когда голодна, — согласился он.
— Итак, помимо всего этого траха, что еще это значит? — Спросила я, пытаясь не обращать внимания на то, как чертовски аппетитно он выглядел прямо сейчас: светлые волосы взъерошены со сна, а мышцы, покрытые татуировками готовы к действию на его огромном торсе.
— Ну, кроме этого, ты была бы моей по-настоящему. А это значит, что ты была бы всегда только со мной.
— Значит, ты хочешь исключительно меня? — Я выгнула бровь, удивляясь, когда он успел так зацепиться за идею моногамии. Это было из-за «нас» или он всегда был таким? Потому что таких парней, как он, обычно довольно трудно привязать к себе, поэтому я изо всех сил пыталась понять, как он мог быть так уверен в ком-то, кого, как ему казалось, он знал только по воспоминаниям.