Остров Мертвецов
Шрифт:
Я откладывал кое-что в течение нескольких дней и решил, что сейчас самое время разобраться с этим, поэтому сел на свой мотоцикл и поехал на нем к своему старому дому на берегу. Деревянное здание выглядело так, словно нуждалось в серьезном ремонте, но пока мой дорогой папочка гнил внутри, я не собирался наносить на него даже слоя краски. Честно говоря, я ждал дня, когда он умрет, чтобы приехать сюда и сжечь все дотла. Но все то время, пока мой отец копошился здесь, как таракан, и страдал от своей больной ноги и слабых легких, я был счастлив позволить этому месту гнить вместе с ним, пока он, наконец, не сдохнет.
Я
Снаружи дом выглядел довольно мирно. Я мог видеть потенциал, который когда-то был у этого уютного дома, где я мог бы спокойно играть на пляже в детстве и не бояться тени, подстерегающей меня повсюду, куда бы я ни пошел. Я думаю, что некоторые люди могут превратить любое место в ад, если будут достаточно стараться. Несчастная душа моего отца окрасила это место в черный цвет и запятнала все хорошее, что было в нем, и теперь каждое воспоминание, которое у меня было здесь, тоже было черным, вечно живя в моем сознании и преследуя меня.
Я прошел через скрипучие ворота, засунув пистолет за пояс джинсов, и заметил на земле у крыльца свой старый велосипед: ржавчина въелась в металлическую раму, а сорняки обвились вокруг нее, не желая выпускать из своих объятий. Этот велосипед бесчисленное количество раз помогал мне сбежать из этого места, и я был очень ему обязан за это.
Я вытащил его из травы, борясь с плющом, который так и норовил ухватиться за него, и провел пальцами по облупившейся зеленой краске. Я прислонил его к крыльцу и направился ко входной двери, протискиваясь внутрь, в то время как по позвоночнику пробежал холодок.
Отец сидел в своем заплесневелом кресле у окна, дым клубился вокруг него и стелился к потолку, пока он затягивался сигаретой. В его руке была зажата банка пива PBR, и от этой знакомой картины мой пульс участился, а тело вновь показалось маленьким, как у ребенка.
Я откашлялся, и он повернул голову, пытаясь разглядеть меня, а его губы тронула усмешка.
— Это ты, парень? — прорычал он хриплым от многолетнего курения голосом.
— Да, я здесь, — сказал я, половицы заскрипели у меня под ногами, когда я подошел к нему, туда, где свет проникал сквозь пыльное окно. Меня немного бесило, что он мог смотреть на океан и красть у него покой.
— Выйди сюда, на свет, чтобы я мог тебя видеть, — прохрипел он, и я сделал как он просил, загородив вид на океан и глядя на него сверху вниз со сложенными на груди руками. Его всклокоченные волосы были откинуты с лица, а под глазами залегли мешки, что говорило о долгих бессонных ночах. Это меньшее, чего ты заслуживаешь, кусок дерьма.
— Теперь ты стал похож на меня. Я никогда не думал, что ты мой, но, похоже, я вытянул короткую соломинку, — сказал он, и моя верхняя губа приподнялась.
— Прискорбно, — пробормотал я.
— Не криви губу, — огрызнулся он, затем потянулся за листом бумаги, лежавшим рядом с ним на боковом столике, рядом с которым стояла пепельница, до краев набитая окурками. — Вот. — Он протянул мне
Я опустил глаза на страницу и прочитал напечатанные слова, нахмурившись от того, что это был за документ. — Ты хочешь отдать кому-то свою лодку? — Спросил я.
— Не просто кому-то, мальчик, я хочу, отдать ее тебе, — твердо сказал он.
Я издал сухой смешок. — Нет, спасибо.
— А я и не спрашиваю, — прорычал он, как будто у него все еще была власть надо мной. — Я задолжал плату за причал, и парни Форкса конфискуют у меня лодку, если она не будет перевезена до конца недели. Не будь сволочью, можешь оставить ее себе, я просто не хочу, чтобы она попала в грязные лапы Форкса. Эта лодка — единственное, что было мне дорого в этой жизни. Но тебе нужно подтверждение права собственности, иначе они не позволят тебе забрать ее.
— Не смей так говорить, старик, — выплюнул я. — Моя мама обеспечивала едой твой живот и пивом твой холодильник.
— Твоей маме повезло, что я взял ее к себе, ни один мужчина не стал бы мириться с тем дерьмом, которое мне приходилось терпеть от нее.
Я схватил его за испачканную клетчатую рубашку, наполовину стащив его с кресла, и был удовлетворен, когда в его глазах мелькнул страх. Теперь роли действительно поменялись. Я был тенью в его доме, причиной, по которой он боялся ночных звуков. В любое время, когда мне захочется, я могу прийти сюда, вонзить нож ему в грудь и покончить с ним. И он знал это.
— Не смей так говорить о ней, Дилан, на самом деле вообще забудь о том, что бы говорить о ней, — прорычал я.
— Убери от меня свои руки, парень, — прорычал он, пытаясь оттолкнуть мои руки.
Я позволил ему упасть обратно на сиденье, ударив ногой по его больной ноге, и он взвыл, как умирающее животное, его глаза закрылись в агонии, пока он переживал волну боли. Это было не так приятно, как мне хотелось бы. Видеть его страдания здесь не помогало мне спать легче по ночам, но я знал, что это то, чего он заслуживает, и поэтому это именно то, что он получит.
Приняв решение, я схватил ручку со стола и поставил свою подпись внизу документа, там, где он уже поставил свое имя.
— Вот. Она моя. Где ключи? — Я сложил документ и сунул его в задний карман, когда он указал на ящик комода в другом конце комнаты.
Я направился туда, выдвинул его и нашел ключ от «Джозефин-Роуз», которую он назвал в честь гребаной порнозвезды, а не своей собственной жены, факт, над которым он любил подшучивать всякий раз, когда они ссорились. На ключах был брелок с фотографией мамы и Дилана в день их свадьбы, и я нахмурился, гадая, мечтала ли она о путешествии на этой лодке со своим мужем и ребенком. Он точно, блядь, никогда не брал меня на нее, да и маму, насколько я знаю тоже. Хотя, лодка иногда приносила нам немного покоя, всякий раз, когда он отправлялся на ней на работу или по выходным пить пиво со своими друзьями-рыбаками, оставляя нас дома, чтобы мы максимально использовали его отсутствие.