Остров Невезения
Шрифт:
Майк вопросительно взглянул на меня. Я лишь пожал плечами. После того, как меня сводили к индусу-психиатру, надзиратели присматривали за мной. Постоянно, по-приятельски спрашивали, как я поживаю? Майк это замечал, но вопросов не задавал.
Я вышел из камеры. У двери стоял странный пожилой мужик, небольшого роста, с большой, чёрной с проседь бородой, в очках с толстыми линзами. На его животе лежал пластиковый бэйджик с фото, именем и тюремной эмблемой. Это говорило о том, что он служащий этого или какого-то иного государственного, или общественного заведения.
Он внимательно и приветливо взглянул на меня. Я соображал, кто это может быть?
— Сергей? —
— Так точно! — ответил я.
— Я тоже Сергей, — отозвался он.
— Понял! Отец Сергий?
— Верно. Отец Джон сообщил мне о тебе. Как ты здесь? — приступил он к знакомству.
— Ничего. Живой. С божьей помощью, — отвечал я, соображая, насколько можно доверять незнакомому, хотя, и приветливому, отцу Сергею?
— Могу ли я чем-то помочь тебе? — прервал он возникшую паузу.
— Помочь мне? — призадумался я.
— Литовские ребята просили меня выручать их с куревом, хотя, таковое запрещено правилами. Да позвонить их семьям. Может и ты, хочешь, чтобы я позвонил кому-то из близких, что-то передал? Ты семейный? — продолжал он отеческим тоном.
— Холост, — коротко ответил я.
— Может родителям что-то сообщить?
— Я в письме уже всё сообщил матери. Разве что, сообщить ей, чтобы не писала на тот адрес, известить о моём перемещении в другое место, и что я буду дома, вероятно, в ноябре…
— Хорошо. Я думаю, лучше позвонить ей. Так ей будет спокойней, — поддержал отец Сергий. — Дашь мне её телефон, и я сегодня же свяжусь с ней.
— Вы работаете здесь, как и отец Джон? — поинтересовался я его статусом.
— Нет, здесь я на общественных условиях. Так как русские православные здесь не часто и лишь единично бывают, то регулярной службы здесь нет. Но меня приглашают, когда надо кого-то проведать.
— У вас есть приход в этой местности?
— Когда-то было нечто подобное. Но теперь и тех людей нет. Иногда меня приглашают преподавать в колледж, в Брайтоне. Я живу здесь в Льюисе. А работаю в основном Лондоне на БиБиСи, русская служба.
— Сева Новгородцев ещё работает там?
— Да, он по-прежнему там работает. Только мы с ним в разных отделах. Я — в религиозной программе, а он — в музыкальной. Сева Новгородцев — это его рабочий псевдоним. Давай-ка, лучше о тебе поговорим, — сменил он тему.
— А что вас интересует?
— Скажи-ка мне, как твоё настроение? А то администрация тюрьмы считает тебя проблематичным…
— Проблематичным?! — удивился я. Потому, что я русский?
— Нет. У них, самоубийства среди заключённых — это серьёзная проблема, поэтому, они реагируют на любые признаки иногда с излишней подозрительностью. Я то, вижу, что ты в порядке…
— Вот и передайте им! Напомните им, что я подал заявку на посещение школы и заполнил анкету для оформления временного документа для выезда. Не знаю, чем я похож на потенциального самоубийцу?
— Сергей, ты верующий человек?
— Я верю, что существуют некие высшие силы и всё, каким-то образом, взаимно связанно. Во всяком случае, я не религиозный фанатик, поклоняющийся сочинённым кем-то догмам…
— То есть, ты не считаешь себя православным христианином?
— Я воспитывался в условиях официального атеистического материализма и домашнего примера моей бабушки, которая искренне, слепо веровала в Христа. Мне же, больше по душе язычество, которое было жестоко искоренено христианскими активистами. По сути своей, я не коллективный тип, мне комфортней быть одному, самим собой и со своим уставом. Когда я чувствую потребность,
— Тяжёлый случай, — вздохнул батюшка. Но я тебя понимаю, сын мой. Кстати, те двое литовских ребят — католики, но они очень рады твоему появлению. Парни восприняли тебя, как некую поддержку и облегчение.
— Нас объединяет лишь русский язык, как средство межнационального общения и статус иностранных заключённых, — уточнил я.
— Надеюсь, ты не исключаешь добрые человеческие отношения, взаимопонимание и взаимопомощь? Ребята очень тепло о тебе отзывались.
— Спасибо. Не все так воспринимают меня. Её Величество не отметила моих положительных качеств. Решила, что моё место здесь.
— Хорошо, Сергей. Я вижу, ты в порядке, если способен шутить. Дай мне телефон твоей матушки, я сегодня же позвоню ей и успокою её. Может надо что-то конкретно сообщить ей? Не нуждаешься ли ты в сигаретах или ещё в чём-то? Может тебя что-то беспокоит; алкогольная, наркотическая зависимость, какие-либо искушения.
— Спасибо, ничего пока не надо. Если возможно, оставьте свой телефон, на всякий случай. Я бы чувствовал себя уверенней, имея связь с кем-то на свободе. А то все земляки как-то вдруг сникли.
Мы обменялись телефонами.
— Ты выглядишь довольно уверенно. Я спокоен за тебя, сын мой. Но вдруг, захочешь поговорить со мной, звони в любое время. Если меня не будет дома, оставляй сообщение на автоответчик.
— Спасибо, Отец Сергий. Пожалуйста, сообщите радиослушателям Русской службы Би Би Си, что сейчас в НМР Льюис пребывает в заключении живая твердыня канонического православия, — попросил я его на прощанье.
— Не богохульствуй, сын мой! Господь не покинет тебя и оценит твоё чувство юмора и реализма. Каждому воздастся!
— I hope so, [101] — ответил я тихо.
32
Сергей, я буду звать тебя Чайковский, — заявил Барри, довольный нашим знакомством.
Всякий раз, когда нас выпускали для общения, я встречался с литовскими парнями в конце коридора на скамейке. Подальше от бильярда и настольного тенниса, где всегда было суетно и шумно.
В камере рядом с нашей скамейкой обитали два тихих индуса. Один из них — уже в возрасте, высокий и худой, как йог. Свои длинные чёрные волосы он сворачивал на голове и обматывал чалмой. Он присаживался на соседней скамейке и тихо посиживал, думая о чём-то своём. Мне нравилось, как он бесшумно держался. Вскоре, индус стал при встречах вежливо приветствовать меня кивком головы, хотя мы и не были знакомы. Я отвечал ему тем же.
101
Надеюсь, что так.