Остров Невезения
Шрифт:
— Я днём еще и в колледж хожу. На уроки английского и бесплатным Интернетом пользоваться. Там много всяких людей, — объяснял я своё, непонятное им, поведение.
— Вот именно, что там «всякые». Ты, вот, с нами в одном доме живёшь, а внимания к нам не проявляешь. Тебя, что жэнщины совсем не интересуют? Странный ты какой-то!
— По-моему, я вполне нормальный. Если тебя интересует моя ориентация, то я, до скучного традиционный натурал. И как ты можешь судить обо мне, если ты совсем не знаешь меня, — начал заводиться я от её заботы.
— Я то, пытаюсь узнать о тебе хоть что-то, а
— Если я не интересуюсь вами, то это ещё не означает, что я голубой. Могут быть и другие причины, — оправдывался я.
— Какие же это прычины? — ещё более заинтересовалась соседка.
— Возможно, мне есть с кем сравнивать… — неловко ответил я, и приготовился к проявлению обиды.
— А как ты можешь сравнивать нас с кем-то, если не знаешь нас и знать не хочэшь?! — начала заводиться новая кавказская подруга.
— Есть вещи, которые можно чувствовать нутром, — попробовал объяснить я.
— Ах, так, мы тебэ нэ по нутру? — разочаровано подвела итог Нели.
— Не то… Я не испытываю к вам неприязни. Возможно, сейчас меня, что-то иное интересует больше, поэтому, мне нет до вас дела.
— Если это нэ секрэт, расскажи нам, что же тебя ещё интэрэсует, кроме работы по ночам и колледжа днём? — с досадой продолжала она доставать меня.
— Ну, меня интересует, кем и где я был в своей прошлой жизни? Почему меня угораздило родиться в советской Украине? Наказание это или исправление-усовершенствование? И надо ли мне бежать оттуда? — осторожно импровизировал я, желая уйти от навязанного мне вопроса.
Нели смотрела на меня, как на больного? Я понял, что мне уже поставили диагноз. И с этим мне предстоит жить на новом адресе.
— Сергей, ты тяжёлый случай! Я сомневалась, но теперь верю, что ты холостой и это надолго. И если тебя такое интэрэсует, тогда зачем ты на работу ходишь?
— Ты хочешь сказать, зачем мне деньги? Деньги для меня, как средство достижения свободы. На работах я долго не задерживаюсь, это лишь временная необходимая жертва, — пытался я объяснить, но сам понимал, что меня уже не слышат и едва ли поймут.
— Ладно, хватит мучить человэка, — примирительно включилась в разговор Лали. — Скажи-ка, Сергей, а для нас работу ты не мог бы найти. А то мы уже который месяц бэз работы сидим.
— Как у вас с документами и языком? — спросил я, хотя и сам обо всём догадывался.
— С языком совсэм плохо. А разрешение на работу надэимся получить черэз тры нэдэли, — охотно отозвались соседки.
— Тогда имеет смысл подождать разрешения, и уж после, искать работу, — рассуждал я.
— Может и так. Только мы уже, который месяц ничего домой не посылали. А там долги… Нэудобно родным звонить.
— Сейчас я могу лишь поспрашивать. Ну, можно пройти по агентствам и зарегистрировать вас, — проявил я участие в чужом горе.
Женщины подробно рассказали мне об ужасной жизни в современном Боржоми. О том, как они, по прибытию в Англию, с чей-то помощью, попросили политическое убежище, и перебрались в Саутхэмптон к своим землякам, которых здесь было уже немало. Пообещали обязательно познакомить меня с ними.
— Если вы в прошедшем году работали, платили налоги,
— Да, да. Мы слышали о таком… Мы соберём все бумаги с прежних работ… Посмотришь, что можно сделать, — охотно приняли предложение тяжело больного.
При первой встрече с соседом паном Волковым мы лишь обменялись общими вопросами о жизни в Англии.
Сам он из городка Ополе, что неподалёку от Врослава. У меня сложилось о нём первое, положительное впечатление, как о человеке, имеющем опыт выживания в чужой среде. Он показался мне вполне осведомлённым о разнообразии нужных для выживания документов и ценах на них.
Как я понял, встретился он с грузинскими женщинами случайно, оказавшись соседом по социальному жилью. На данный период жизни на острове, они пребывали в некой кооперации по совместному проживанию и ведению общего хозяйства. В этом подобии семьи больше нуждались грузинские женщины. И, как мне показалось, эта польско-грузинская семья едва ли выдержит испытание временем и прочими обстоятельствами.
Всякий раз, оказываясь на St. Mary's Street, где находился центральный вход в городской колледж, меня приятно удивляла особая атмосфера, сохранившаяся на этой невзрачной улочке.
Скопище мелких предпринимателей, засевших здесь в своих лавочках со времён Титаника, продолжали торговать всякой мелочью и подкармливать прохожих жареной рыбой и картошкой. Дух времени поддерживался пожелтевшими от дождей и солнца чёрно-белыми фотоплакатами, развешанными на стенах магазинчиков вдоль улицы. Это была фотохроника улицы, сохранявшая вид и дух периода начала двадцатого века.
Судя по этим фото, улица Святой Мэри была когда-то центральной в Саутхэмптоне. Концентрация торговли и офисов, оживлённое пешеходное движение и действующая трамвайная линия, от которой не осталось следа. Всё это сохранилось лишь на фото.
Теперь, в последний год двадцатого столетия, улочка пребывала в запущенном состоянии и находилась в стороне от центральной торговой улицы города. Однако удивительный дух того времени здесь по-прежнему ощущался. Среди мелких лавочек, торгующих товаром, сомнительного происхождения, там было несколько букинистических магазинчиков с крепким запахом книжной пыли и хронической сырости. Где-то за прилавком в кресле прятался сонный, лохматый работник, неопределённого пола, который едва давал знать о своём присутствии. Я мог спокойно, как у себя дома, рыться в книжных полках, отыскивая толковые или англо-русские словари старых изданий. Если не обратиться к торговцу с вопросом, то сам он, словно не ведает о вашем присутствии в магазине. Едва заметное оживление и внимание он проявляет к тебе, лишь, когда ты, с выбранной книгой, приблизишься к его засаде. Лениво оторвётся от своего чтива, и, взглянув на выбранную книгу, прикинет что-то в уме и пробубнит цену. Обычно, это оценивается от 50 пенни до 3 фунтов. На этой улице начинаешь воспринимать фунт, как увесистую денежную единицу, какой она была в начале столетия.