Остров Невезения
Шрифт:
— Сергей, ты можешь сменить адвоката. Но если украинка Люда и чёрные адвокаты что-то сделали не так с твоим делом, то уже не поправишь. Как оно будет, так и будет, — утешил меня пан. — Давай лучше поездим вокруг Саутхэмптона по ближайшим городкам и поищем работу, у меня есть авто, — предложил Владимир.
— Это можно. Как-нибудь с утра сделаем, — неопределённо согласился я.
— Вы долго ещё собираетесь болтать? — вернулась к нам Нели. — Уже поздно, идём отдыхать, Владимир, — напомнила она о своих правах на пана Волкова.
Я охотно согласился разойтись по комнатам.
Уходя, я заметил, что пану Волкову не очень-то нравится предлагаемый ему траур по чей-то неудаче. Мне показалось, что Нели напрягает то, что её польскому другу пришлось по душе пить с кем-то пиво и о чём-то разговаривать… Без её назойливого участия.
В одну из рабочих ночей, мой бывший сосед по дому Сергей эстонский сообщил мне, что другой Сергей что-то имеет для меня, и мне следует связаться с ним. Звучало это подобно приказу. Я уже начал отвыкать от их компании, и подобное напоминание о себе, в форме дебильной важности и конспирации, раздражало меня. Я сразу подумал о почте. Заглядывал я на старый адрес не каждый день и уже давно ничего не обнаруживал там для себя.
При встрече с Сергеем на следующий день, так и оказалось, — у него письмо для меня из Украины, и он хотел выступить в роле моего благодетеля.
— И зачем ты его держишь у себя, и по шпионски извещаешь меня через кого-то? Я бы и сам подобрал свою почту, — выплеснул я своё недовольство.
— Ты ещё и не доволен чем-то? — раздражённо удивился он моей неблагодарной реакции.
— А чего ты ожидал, что я стану танцевать перед тобой по случаю зажатого письма?
Я понял, что он искал повод повидаться, но не имел причины, поэтому и вцепился в моё письмо.
— Блин! Что ты за человек? Я подобрал твоё письмо, чтобы все в доме не знали о твоём украинском происхождении, а ты ещё и бочку на меня катишь, — упрекнули меня в неблагодарности.
— К чему весь этот шпионаж? Мне безразлично, что кто-то в том доме узнает о моём украинском гражданстве. Давай сюда письмо, — хотел я поскорее закончить пустой разговор.
Но Сергей не спешил с передачей почты.
— Ну, рассказывай, где ты и как теперь? — продолжал он доставать меня, словно не слыша вопроса о письме.
— Тебе что, снова доложили о моём недостойном поведении в чужой стране, и ты хочешь прочитать мне лекцию? — не удержался я от сарказма.
— Я просто пытаюсь поговорить с тобой, как с человеком. Но ты неисправим. Ты всё делаешь так, как хочется тебе, — напомнили мне о моём тяжёлом характере.
— Тебя, мать Тереза, послушать, так можно подумать, что, найдя на улице десять фунтов, ты, переживая о чей-то потере, спешишь отнести их в бюро находок. Давай моё украинское письмо, и отдыхай от меня и моей вредности.
Он, молча, и недовольно выдал мне письмо. Я поспешил удалиться. Его неприязнь ко мне была очевидна. А если сказать честно, то он просто ненавидел меня, и тот факт, что его так открыто избегают.
Шагая с письмом в кармане и неприятным чувством от встречи с обиженным на меня земляком, я снова
Ведь для меня с первой встречи была очевидна дремучесть этого типа. Мне не следовало запускать наши отношения до некого подобия дружбы. Теперь же, он искренне считает меня эгоистичным предателем, которому он откровенно рассказывал о себе и своих снах. А я, вдруг, отмахнулся от него, как утомительного дебила и сбежал.
Почему-то вспомнились счастливо улыбающиеся дауны, которых я встречал в колледже. Кто-то же терпеливо обучает их чему-то! Но это чья-то работа. Возможно, и я бы уже смог работать с ними.
Мне не надо было бросаться в первую же адвокатскую контору, а следовало прежде тщательно расспросить обо всём людей, прошедших эти процедуры, собрать достаточно информации.
Я вспомнил о Викторе с женой и двумя детьми в Лондоне, которые пребывали в затянувшемся процессе легализации. Теперь уже было поздно консультироваться, да и не всякий тебе расскажет всё, что знает.
И зачем я затеял эти дурацкие утаивания своего действительного имени и гражданства? Пусть бы миграционная служба зарегистрировала меня под моим именем, среди десятков тысяч подобных украинских граждан. Как я мог навредить себе, выдав своё имя? Да никак!
Паспорт, пожалуй, я сохранил при себе правильно. Но можно было пожертвовать советским водительским удостоверением или другим украинским документом. Тогда бы я не имел столько головной боли с новым именем, белорусским гражданством, а моё прошение о предоставлении убежища было бы вполне целостно и правдоподобно. Сейчас я мог бы тщательно готовить историю своего конфликта с украинской действительностью и даже добывать какие-то бумаги из Украины. Всё шло не так. Все мячи в сетку или в аут. Результат игры почти предсказуем. Хотя, ещё есть время.
13
Наше законодательство пишут нам педики и прочие wankers, (мудаки) — популярно объяснили мне законодательную ситуацию в стране.
По мере прибытия в Саутхэмптон искателей убежища, в местном супермаркете АSDА становилось всё более проблематично обменивать беженские ваучеры на фунты. На кассе всё неохотней выдавали сдачу, когда покупатели рассчитывались ваучерами. Хотя, я уверен, что вся выручка в виде ваучеров, затем беспрепятственно конвертировалась в фунты.
Когда у меня поднакапливалась некоторая сумма таких продовольственных беженских денег, я совершал экскурсию на автобусе за город и посещал другой, отдалённый и более современный супермаркет АSDА.
Это было некое подобие гипер универмага, так как там, кроме продуктов, торговали так же одеждой, обувью и прочими промтоварами. Все накопившиеся ваучеры я легко обменивал на товары и сдачу наличными.
Однажды, возвращаясь оттуда автобусом в Саутхэмптон, на одной из остановок, рядом со мной подсела бабуля очень уважаемого возраста. Я удивился её спортивному наряду и теннисной ракетке в старческих руках. Понаблюдав за ней, я решил, что она не будет против, если я начну приставать к ней.