Остров с зеленой травой

Симатов Александр Вениаминович

Когда Сол добрался до Москвы, стал очевиден масштаб содеянного. Ну а что началось в самой столице - легко себе представить. Транспорт Сола завис над напичканным машинами городом и в автоматическом режиме сотнями расстреливал автомобили нарушителей. За три часа скопилось более двух тысяч обездвиженных машин. Многомиллионная масса автомобилей превратилась в одну громадную пробку. Движение удалось частично восстановить лишь на следующий день. Рынок, чуткий барометр невзгод, отреагировал мгновенно: стоимость услуг эвакуаторов выросла в десять раз, услуг шиномонтажных сервисов - в пятнадцать; автомобильные покрышки можно было купить только по знакомству с черного хода по договорной цене. Продавцы ветровых стекол вначале тоже собрались было погреть

руки на народном бедствии, но стекла никто не собирался менять - не до того было. Тем более что дырки не грозили образованием трещин, располагались в нижней части стекол и не причиняли неудобств.

Руководство страны окончательно запаниковало. Вызвав к себе министра обороны, президент долго и нелицеприятно отчитывал его, требуя немедленного уничтожения инопланетных варваров. "Радары ничего не показывают", - пытался оправдаться министр. "Как они могут ничего не показывать, если НЛО висит над нашими головами и ведет себя как слон в посудной лавке?!
– яростно возмущался президент, сверкая глазами.
– А кто тогда, по-вашему, превратил нашу столицу в автомобильную свалку?"

Выйдя от верховного главнокомандующего и еще не остыв после взбучки, министр уже кричал по телефону на командующего войсками ПВО. "Радары по-прежнему молчат", - метафорически докладывал командующий, рассчитывая сим неоспоримым по своей объективности фактом защититься от гнева начальника. "А мне насрать на твои радары!
– легко обходился без объективности министр.
– Ты мне найди и сбей эту гадину. Зачем мы тогда стянули к Москве все противоракетные комплексы? Чтобы ты мне тут нес херню про радары?"

После убедительных слов министра к делу дальнейшей ретрансляции указаний президента подключился командующий войсками ПВО. Он приказал соединить его с командующим Московским округом ПВО и, услышав в трубке его верноподданнический командный голос, начал с ходу кричать, что всех поснимает с должностей к такой-то матери, если в течение суток небо над столицей не будет очищено от вражеских летательных аппаратов. Командующий округа в ответ начал боязливо ссылаться на пресловутые радары, на что командующий ПВО отвечал в стиле военного министра: "А мне на твои радары..."

И весь этот дикий ор трусливой озабоченности, подкрепленный неоспоримым метафизическим аргументом "А мне на твои радары...", продолжал затем катиться дальше вниз по властной вертикали, пока окончательно не выдохся в тесных стенах командных пунктов, в которых офицеры несли дежурство. Эти простые парни, на минуту отвлекшиеся от дежурной скуки, про себя посылали начальникам в ответ на их доходчивые пожелания свое искреннее не метафизическое: "А нам на тебя..."

В одном из таких подземных бункеров лейтенант из дежурной смены, сидя за пультом контроля воздушного пространства, спросил своего приятеля-капитана, дремавшего рядом:

– У тебя автомобиль есть?

– А то ты не знаешь про мою старую "девятку".

– У меня и такой нет, ты тоже знаешь. А ты по встречке ездишь?
– задал ключевой вопрос лейтенант.

– Дурак, что ли?
– удивился капитан и рассмеялся: - Откуда у меня деньги по встречке ездить?

– А с какой стати мы тогда колготимся?
– жестко осведомился лейтенант.
– Он что, этот перец в небе, что-нибудь взрывает? Нет, обходительный мирный чувак. Так пусть себе и дальше летает, пока вся эта обнаглевшая тусовка правила дорожного движения не выучит, мать их.

– Ты с чего взял, что в нашей смене кто-то колготится?
– возмутился капитан.
– Я вообще считаю, что чуваки при деле. Людей же не трогают? Не трогают. Хорошим людям жизнь портят? Нет. Так нехай себе и дальше летают.

Во всей властной верхушке лишь главный министр не проникся сложностью момента и даже успокоился и пришел в норму. Он только злорадно ухмылялся, просматривая итоговые сводки гаишников о количестве поврежденных автомобилей и вспоминая исполненную лично для него клаксонную какофонию сограждан.

Тем

временем в далекой Америке вездесущее ФБР обложило маленький городок на границе с Канадой, из почтового офиса которого в редакцию "Трибуны" пришло последнее письмо. Но их усилия были тщетны: Сол каждый день следил за эфиром и был в курсе земных событий. Он придумал хитроумный ход: свое следующее письмо он снова опустил в почтовом офисе Черчс Ферри, к которому агенты ФБР потеряли интерес. Когда Фоунтейн передал им конверт, они посмотрели на почтовый штемпель и пришли в ярость, решив, что инопланетяне просто издеваются над ними.

А дальше информация распространялась по прежней схеме: президент США - госсекретарь - министр внешних интересов - президент России - совещание силовиков - срочное информирование граждан посредством телевидения. Как и несколько дней назад, президент спросил министра внешних интересов, доверяет ли он полученной от американцев информации. Но министр, страшно мучаясь, так и не смог выдавить из себя ни слова и лишь утвердительно кивнул головой.

XXII

Пока в небесах хозяйничал Сол, выполняя намеченную программу, на Земле жизнь шла своим чередом. День похорон Дмитрия Владимировича был согласован и утвержден на самом верху. Все детали церемонии прощания были строго соблюдены согласно протоколу, прощание с лицом такого ранга с отступлениями от правил было недопустимо.

В просторном помещении с колоннами, где проходило прощание, царил полумрак и тихо играла траурная музыка. Гроб стоял на возвышении, обтянутом бордовым бархатом, и утопал в венках и цветах. Вдоль гроба с двух сторон тянулись ряды красных подушек. Лежащие на них ордена и медали покойного тускло поблескивали отраженным светом. Из одной двери помещения в другую в противоположной стене, мимо гроба с четырьмя часовыми по углам, бесконечной, сильно разреженной цепочкой тянулись привезенные на служебных автобусах слушатели и курсанты военных училищ и академий. Они держали фуражки на согнутой в локте руке козырьком вперед и изображали скорбь. Поравнявшись с гробом, кидали серьезные равнодушные взгляды в сторону напудренного лица покойного, чей ярко освещенный профиль рельефно высился над атласной подушкой. Потом, выполнив то, для чего были привезены, исчезали в проеме выходной двери, надевали головные уборы и, окунувшись в повседневную жизнь, забывали покойника навсегда.

В помещении с колоннами, кроме живой цепочки военных, бесшумные, как тени, сновали члены похоронной команды. Их легко было отличить по красно-черным повязкам на левом рукаве. Они отвечали за все: за пополнение очереди из вновь привезенных курсантов и офицеров, за скорость прохождения мимо гроба, за своевременную и правильную смену часовых, за непрерывность траурной музыки и, наконец, за самое главное - за встречу высоких чинов.

Когда прибывал такой чин, руководитель похорон подходил к Ларисе Васильевне, сидящей с сыном у гроба, на ухо коротко и тихо представлял ей очередного начальника и тут же отходил в сторону, чтобы ничем не помешать их общению. Но такого обхождения удостаивались немногие лица - лишь имеющие по своему статусу право на личный контакт с вдовой. После этого к Ларисе Васильевне приближался только что представленный господин в военном или штатском платье, произносил слова соболезнования и затем пожимал вдове руку, если считал для себя это возможным. Иногда среди представляемых оказывались знакомые ей люди. Они после слов сочувствия ненадолго садились рядом с ней, в молчании отбывали положенное время и затем незаметно уходили, освобождая место следующим.