Остров сокровищ
Шрифт:
Гость проводил все вечера в ресторане, прикладываясь к бутылке и выбирая всегда одно и то же место – в дальнем углу, самом темном, лицом к входной двери. Не знаю, куда в него столько помещалось, но за ужин постоялец умудрялся влить в себя две бутылки водки, закусывая настолько жирной жареной свининой, что у меня у самого, несмотря на молодой возраст, только от ее вида начинало колоть в печень. Еще и с гренками из черного хлеба с чесноком, с которых масло стекало в буквальном смысле.
Стоило кому-то занять полюбившийся столик – постоялец молча поднимал наглеца за шкирку, как нашкодившего котенка, и давал хорошего пинка под зад, отправляя в полет через добрую
Но в тот раз стол постоянного клиента оказался занятым компанией из десятка свежедембельнувшихся морпехов, с которыми гостю пришлось вступить в переговоры. Крайне немногословные и очень быстрые. Итогом переговоров стала россыпь из выбитых зубов, несколько сломанных рук и разнесенный в щепки стол, утром же замененный на новый. Леночка до поздней ночи отмывала пол и стены от крови, причем самого Полковника той крови не было и капли. Нет, вру. Мужчина получил царапину на щеке от стеклянной розочки. Все, более – ничего!
Тогда-то он и познакомился с участковым. Не знаю, как прошел разговор – он состоялся в комнате гостя, могу лишь догадываться. Милиционер ушел очень быстро, извинившись за беспокойство и посетовав на то, что не все граждане столь понимающе относятся к его нелегкой службе.
Водилась за ним одна странность. Леночка, сошедшаяся с постояльцем, возможно, несколько ближе, чем с прочими, обратилась ко мне с просьбой сбыть несколько камушков, завернутых в точно такой же огрызок газеты, что и бриллианты, послужившие оплатой пребывания полковника в "Адмирале Казакевиче". На первый взгляд все было понятно. Полковник – человек уже немолодой, со скверным характером, но холостой. Чем еще ему привлечь красивую двадцатилетнюю девушку?
Только Леночка призналась, что гость платил ей не только за секс. Полковник велел девушке кричать "полундра", если в гостинице появится одноногий. С ее слов этого одноногого военный боялся, как черт ладана. Мне стало до жути интересно взглянуть на этого одноногого, способного нагнать жути на постояльца, который сам на кого хочешь жути нагонит.
Одноногий представлялся мне этаким Рэмбо, в тельнике, с двумя патронташами крест-накрест, "Маузером" в одной руке и старой гранатой, напоминающей по форме бутылку, в другой. Но не только я строил предположения на счет одноногого… женщины в принципе не способны хранить секреты и девочки шушукались то здесь, то там, гадая о природе страхов нашего гостя. Версии были самые разнообразные – от прозаических, что постоялец отгрыз и съел ту самую ногу, когда Полковник и одноногий, бывший еще двуногим, попали в авиакатастрофу в тайге; до вовсе фантастических, что одноногий – это киборг-убийца, построенный японцами, ногу которого выкрал наш гость, работая шпионом. Поскольку проверить правдивость той или иной догадки не представлялось возможным, каждая из них имела право на существование и вероятность ровно в пятьдесят процентов – или правда, или нет, но, забегая вперед, скажу, что первая была ближе к истине.
Дни сменялись днями, недели – неделями. Постоялец закладывал за воротник все больше и больше, оставаясь трезвым все реже и реже, иногда приглашая всех к своему столу, требуя кружки. В эти моменты он рассказывал, главным образом, про Африку, пресекая любые попытки перебить себя ударом пудового кулака по столу. По мнению Полковника это означало лишь то, что слушали его недостаточно внимательно, что, в свою очередь, свидетельствовало о недостаточном к нему уважении. И не терпел, если кто-то отказывался пить или пытался уйти из-за стола раньше, чем сам гость заснет прямо на стуле.
Молодежь и вовсе восхищалась рассказами про пустыни
Некоторые из девочек считали, что наш постоялец распугивает клиентов, что скоро и вовсе придется закрыться. Но бухгалтерия говорила об обратном. Полковника в самом деле побаивались – тут я не спорю, но через день посетителей снова тянуло к нему – послушать истории, какими бы ужасными они не были. Ведь эти россказни были не только страшными, но и… какими-то живыми, что ли?
К тому же на деньги постояльца я исполнил давнюю мечту – купил огромный телевизор на стену в баре. Плоский, как блин, плазменный. Они тогда были диковинкой и стоили, как крыло от самолета. Телевизор привлекал посетителей не меньше, чем сказки самого Полковника и я уже прикидывал, выбирая, на что лучше сменить свой потрепанный "Паджерик" и, заодно, присматривался к ценам на катера.
Лишь единственный человек смог поставить военного на место – доктор Листьев, сам в прошлом военврач, а в настоящем – хирург в местной больнице. Заходил он к нам достаточно редко, в основном – днем, когда Полковник имел обыкновение прогуляться по побережью, а оттого и не пересекался с нашим замечательным гостем. До одного прекрасного вечера.
Постоялец, верный себе, был пьян и загорланил какую-то песню на непонятном языке. Листьев же, попыхивая сигареткой, смотрел на большом телевизоре какое-то водное поло, лишь ему одному интересное. И, когда Полковник затянул куплет, попросту сделал громкость телевизора побольше. Военный повысил голос, военврач ответил увеличением громкости до максимума.
– Эй, очкарик! – гаркнул постоялец. – А ну, выруби свой ящик!
– Ты это мне? – спокойно поинтересовался Олег Павлович.
– Тебе, кому еще?
– А не пойти ли тебе…
– Чего? – взревел тот. – Куда-куда?
Излишним будет говорить, что после стычки с дембелями никто не дозволял себе такое обращение с Полковником. Он резко вскочил на ноги, с грохотом опрокинув стул. Доктор тоже встал с места. Стремительно быстро и совершено беззвучно. До сих пор помню этот контраст – здоровый, раскрасневшийся от ярости постоялец, бывший на две головы выше Листьева и вдвое шире его в плечах. И хирург, смотревшийся в сравнении с противником, как Давид перед Голиафом.
– Сколько я зарезал, сколько перерезал, – как-то буднично пропел хирург.
– Олег Палыч, вы же доктор! – напомнил кто-то из присутствующих.
– Вот такой я хреновый доктор, – улыбнулся Листьев.
И в этот момент наш постоялец кинулся на военврача. Ринулся, как танк. Сопя при этом, как паровоз. Стулья разлетелись в стороны, прочие гости вжались в стены. Лишь Листьев стоял, не шелохнувшись. И вообще выглядел он каким-то отрешенным. Я уж было подумал, что Олегу Павловичу самому в ближайшем будущем потребуется доктор, причем, вероятнее всего – тот, что на самом деле изучает внутренний мир человека – патологоанатом.