Остров традиции
Шрифт:
Светлой памяти верного ученика Гиппократа посвятили боевые соратники следующую дозу. На сей раз никто не схалтурил.
…Душа-человек однополчанин вовремя тазик сообразил. С таким в разведку ходить – одно удовольствие.
– Сколько тя за пиписку тянули – не оторвали, – рассып'aлся тот в комплиментах, пока Конрад утирался портянкой.
– Каши мало ели…
(Это точно, мало в армии давали каши. Ещё и поэтому выжил тогда).
Ах, ну просто чудо, просто золотко этот Дитер. От возлияний всё добрее становится, аж светится… Ни тебе агрессии, ни маниакала. Только всё ля-ля-ля да бля-бля-бля…
– Брат… – перебил Конрад,
– Кому, сука?
– Ну… коренному жителю – ряд вопросов. Где тут у вас газ по талонам выдают?
– Газ?.. Ёпт… Пиздой накрылся… Вот слушай, сука. Еду я это… по Августа Бебеля… тут мусор, бля… Грит: пидор ты, бля… хуйлиж ты… я грю… не пизди, мудила… а он…
– Хлебные карточки где отоварить – не скажешь? – сделал Конрад другую попытку.
– Не свисти… Пиздой накрылось… – рука однополчанина описала невообразимую ломаную, по которой, надо думать, «накрываются»… – так я ему… слышь… я ему в ебальник, бля, гаду… еблысть, бля…
И всё так невинно-добродушно… Вот жаль, проехал чувак критическую черту. Толку не добьёшься.
– Ну, брат, спасибо за угощение. Очень вкусно было, – покривил душой Конрад, а затем самым решительным образом оторвал зад от табурета.
– Куда, пигмея ёбана? – белугой взревел Дитер, меняясь в лице. – Бля буду, упизжу суку… – и тоже вскочил, проворный, как лань – беда лишь, что на стол наткнулся и больно ушибся.
– Всё, всё, брат… Будь здоров, – миролюбиво пролопотал Конрад, шустро пятясь к двери.
– Блядюга… – воинственно заголосил Дитер и запустил в ретирующегося Доброго Гения бутылкой. Промазал, вот досада… А ведь в полку был среди лучших снайперов…
Но начать преследование он был не в состоянии: облитые бензином, отбитые коваными башмаками внутренности от резкого сотрясения точно рванулись наружу, словно миллиард глистовидных драконов, каждый величиной с откормленного питона, взбесился в утробе несчастного, и он рухнул под стол… чего спьяну не пригрезится – померещится там Ёбаный Пигмеец или ещё хуйня какая…
«Бедный, бедный мой желудок», – кручинился Конрад, убеждаясь, что погони не будет, и вдыхая дерьмозный городской воздух. Мля… на фера он мне, воздух: ни в одном глазу, как стёклышко, вся эта авантюра зазря, проблевался прежде, чем опьянел, а теперь вот в животе революция, в голове менструация, в ногах импотенция… У-у, как погано, ух я гудила-гудила, участие проявил, храбрость проявил… кого скребёт? День, мля, потерян, вон – смеркается, с ночёвкой неясно, в гостиницу надо б пораньше… Орё-ол! Так, главное, и не позвонил ведь… может, и к лучшему… кстати… гребёна лошадь! А телега-то, телега где? Ну звездец… разжился горемыка складной телегой, пусть будет ему от меня благодеяние… а мне что, всё в охапке тащить… если достану? Хорошо, что рюкзак спас… ага, я же его и не снимал… Ох-хо-хо… (Ну хватит сквернословия, внутренний глас бывшего гальюнщика тонет в нытье всех частей тела сразу, его внутренности уж два года как отбиты).
Не в силах что-либо предпринять, Конрад присел на деревянные развалины – не то детской, не то собачьей площадки. Уместно заметить, что его не любили ни дети, ни собаки, и он им платил той же монетой.
С чувством глубокого удовлетворения прочёл он сегодня на заборе правительственный указ, обязывающий всех частных собаковладельцев
Когда полтора года назад вышел аналогичный указ, касавшийся домашних котов, народ благосклонно отнёсся к акциям современных швондеров. Одни сердобольные тётушки старой закваски сдерживали неутешные рыдания с помощью подушек. Теперь же, наверно, грядут массовые беспорядки, и дело тут не в массовой любви к четвероногим друзьям. В моде нынче волкодавы, доги, овчарки, словом те, кто способен в какой-то мере обеспечить безопасность хозяев, их жён и детей. Ловкие ребята за умопомрачительные бабки читают курс воспитания небезобидных зверюшек в самурайском духе (беспрекословное подчинение хозяевам, слепая ненависть ко всем прочим).
Другое дело – эти кровожадные монстры сами становятся объектом охоты, их собственная жизнь постоянно под угрозой. Отлов бездомного и домашнего зверья – бизнес доходный, выгодный, спрос на продукцию собачье-кошачьего происхождения колоссален, коты-собаки сволочей одевают и кормят… И без устали носятся по улицам охотники с лицензиями и без, с ружьями, с баграми, с крючьями, с голыми руками… Уже практически исчезли в населённых пунктах дворняги, метисы, прочая беспризорная шваль, перевоплотилась в шубы, шапки, ледащие бифштексы либо просто сгинули в дезинфекционных душегубках… и поделом переносчикам заразы. Теперь вот ни родословная, ни верная служба хозяину не спасёт тебя от использования в гуманных народнохозяйственных целях.
Кабы ещё малых детишек отлавливать, да в супчик! Этих чумазых сквернословящих паяцев с рогатками и духовушками (в последние годы – и с оружием посерьёзней). Откуда же взрослая мразь берётся, как не из этих голоштанных пупсиков-ангелочков, цветов жизни разрастается? Бывший школьный учитель был солидарен с тишайшим затюканнейшим коллегой из пьесы Ионеско, что каждый Божий день съедал на ужин по сорок учеников.
Если уж пошли литературные реминисценции, то есть ли во всей мировой литературе более слёзовыжимательный эпизод, чем столкновение на большой дороге малыша Жерве – маленького савояра с сурком на плече (достойный жалости типаж из суперхита композитора Бетховена) с освободившимся после девятнадцати лет французского ГУЛага духовно опустошённым, обездоленным Жаном Вальжаном (не менее жалостный типаж из менее известного хита «Тяжёлым басом ревёт фугас,/ Взметнулся фонтан огня./ И Боб Кенн'eди пустился в пляс:/ Какое мне дело до всех до вас (bis),/ А вам до меня»).
А вам – никогда не хотелось обидеть ребёнка? Ни с того ни с сего, за просто так, первого встречного? Двинуть его прямой ногой под дыхало? Пустить струю мочи в лицо? С упоением луддита разломать его игрушки? Не хотелось – потом – заглянуть в его изумлённые глаза, познавшие некую новую реальность, некий новый модус бытия? Ах, нет?!! Какое бесчувствие, глубокоуважаемые, какое душевное отупение! Лечиться вам надо…
Вновь зарядил мелкий дождик. Конрад с внутренним трепетом наблюдал прелестную жанровую сценку.