Остров выживших
Шрифт:
— У них здесь будет шок, — заметил Дом. — Это им не Пеллес.
Маркус молча продолжал двигаться через толпу, медленно надавливая на людей, если они не убирались с его пути достаточно быстро, и это работало. Он походил на верхового патрульного. Дом видел лошадей, обученных так действовать. Почему-то это показалось ему ужасно смешным.
— Ты что смеешься? — спросил Маркус. Они оказались в относительно пустынном переулке и направлялись к одному из мостов через реку. — Я мог бы… Нет, ты только погляди!
Дом поравнялся с ним. От моста перед ними открывался
— А я и не думал, что на дорогах столько машин, — сказал Дом.
Маркус покачал головой — это было едва заметное движение, словно он говорил сам с собой.
— Больше ты такого не увидишь.
Через пятнадцать минут они подбежали к жилищу Дома. Было около шести утра, близился рассвет, но у всех соседей горели лампы. Дом представил себе семьи, собравшиеся у телевизоров и приемников, пытающиеся постичь смысл происходящего.
В его доме света не было. Он бегом преодолел остаток пути, чуть не уронил ключи, открывая дверь, и рванулся наверх, перескакивая через две ступеньки.
— Мария? Мария, детка, это я, ты спишь? — Он не хотел напугать ее, подкравшись неслышно. — Мы вернулись. Я пытался до тебя дозвониться…
Спальня была пуста. Их кровать нетронута. Он проверил все комнаты — Марии нигде не было.
Маркус остался в холле.
— Дом, в чем дело?
— Она пропала. О черт, черт! — В кухне царил порядок, словно перед уходом Мария убралась в доме. Он бегом вернулся наверх, проверил шкафы. Чемоданы были на месте, не хватало только небольшой дорожной сумки; однако Дом не мог сказать, взяла ли жена с собой что-нибудь из одежды. — Черт, она взяла кое-какие вещи и ушла. Какого черта, куда она могла подеваться?
Маркус вошел в столовую и снял трубку телефона.
— Дом, успокойся. Она не могла далеко уйти.
— Кроме меня, у нее никого не осталось. Вряд ли она пойдет в дом своих родителей или моих, правда? — Он уже начал поддаваться панике. Мария выходила из дома только на ежедневные прогулки. У нее не было друзей, которых она могла бы навещать, но даже если она отправилась гулять сегодня ночью, в этот хаос, зачем ей брать с собой вещи? — Проклятие, я надеюсь, она не пытается доехать до Мерси, чтобы навестить могилы родителей.
Маркус стоял, прижав трубку к уху, не шевелясь, — только веки его быстро моргали. Для Дома это был плохой знак: Маркус тоже встревожился.
— Ну зачем ей туда ехать? — спросил он. — У нее должно хватить ума остаться в Эфире.
— Маркус, она нездорова. Время от времени она делает и говорит странные вещи. Черт, да совершенно нормальные люди такое вытворяют в стрессе, а не то что… о боже…
Очевидно, кто-то ответил на звонок Маркуса, потому что он поднял палец, прося Дома помолчать.
— Папа? Папа, это Маркус. Послушай, я понимаю, что сейчас очень рано, но мне нужна твоя помощь. Мы с Домом вернулись к нему, Марии здесь нет, и мне нужно… О боже, правда? — На миг Маркус прикрыл глаза и испустил медленный вздох. Сердце
Маркус швырнул трубку на рычаг. Дом в ужасе ждал, что он скажет.
— Она у нас дома. Успокойся, все в порядке.
У Дома подгибались колени. Он почувствовал себя полным идиотом.
— Твою мать!..
— Отец волновался за нее, не хотел, чтобы она услышала все эти новости в одиночестве. Он прислал за ней машину, и она уже два дня живет у него. — Маркус плотно сжал губы, и выражение лица у него было такое, словно он не знал: не то прийти в ярость, не то вздохнуть с облегчением. — Все нормально. Но никто, черт побери, и не подумал оставить записку. Ты как?
— Нормально. — Дому хотелось лишь одного — увидеть Марию и ненадолго забыть обо всем, что творится за пределами Эфиры. — Нам лучше идти. Пешком туда черт знает сколько добираться.
— Он выслал за нами машину.
— И как это, интересно, машина сюда доедет? Ты же видел пробки.
— Он профессор Адам Феникс. У него такое дерьмо здорово получается.
И это была правда.
У крыльца остановилась правительственная машина КОГ с мигалкой. Забираясь в нее, Дом почувствовал себя последней сволочью, потому что остальной мир катился ко всем чертям. Соседка наблюдала за этой сценой, стоя у дверей, — возможно, она решила, что у него какое-то срочное государственное дело, или что его арестовали, или что-нибудь в таком духе. Когда автомобиль с ревом понесся прочь, она лишь кивнула ему.
— Значит, ты отказался лететь домой на «Вороне», но не против того, чтобы твой старик гонял ради меня машину.
— А я никогда не говорил, что я последователен.
— Я твой должник, дружище.
— Дерьмо! Ты знаешь, что это не так.
— Тогда я в долгу перед твоим отцом. — Дом уже забыл о минутах смертельного ужаса, испытанных в пустом доме. Отец Маркуса подумал о Марии, знал, что она сойдет с ума от беспокойства. — Он всегда был добр к нам.
Маркус ничего не ответил. Водитель, чтобы добраться до Восточной Баррикады, нарушал все правила дорожного движения подряд, забираясь на тротуары, не обращая внимания на знаки одностороннего движения. За все время поездки он не произнес ни слова. Дом видел: парень думает, что везет какого-то папенькиного сынка и тратит время на ерунду, и о том, какая легкая жизнь у людей с фамилией вроде Феникс.
«Ошибаешься, приятель».
Машина въехала в огромные главные ворота поместья Фениксов, миновала аккуратные сады, оранжереи, аллеи и подкатила к подъезду, разбрасывая из-под колес гравий. Перед ними возник большой особняк. Дом считал, что это вовсе не жилье, а музей, набитый антиквариатом, и в детстве сильно не любил приходить сюда. Он боялся разбить что-нибудь бесценное. Особняк был роскошный, грандиозный, все здесь говорило о богатстве; но он был пустым и холодным. Чтобы понять Маркуса, необходимо было увидеть этот дворец.