Остров

Колосов Дмитрий

— Да я пошутил, — сказал Кеельсее. — Давр уже приготовился к отпору. Он молодчина! — Перед глазами номарха вдруг предстала сцена агонизирующего со вспоротым животом Давра, и он слегка поперхнулся. — К-ха, Давр. За две недели он снарядил целую эскадру. Когда я приехал к нему, знаете, чем он занимался? Он тесал бревна.

— Вот дает! — восхищенно раскрыл глаза Ксерий, а Шада одобрительно хлопнула в ладоши.

— Пиратам не сносить голов! — заученно, словно произнося речь, провозгласил Кеельсее. — Я уже вижу, как их корабли идут на дно…

Час спустя катер номарха прошел над песчаным берегом Черного

континента, усыпанным мелкими точками горящих костров.

Через четыре недели флот должен достигуть Атлантиды.

Глава двенадцатая

Сегодня они сумели сделать то, о чем мечтали уже не один день, не один месяц, а может, и год.

Сегодня они сумели выбраться на море. Все вместе. Двенадцать из четырнадцати. Тринадцатым был Эмансер. Чтобы взять его с собой, потребовалось увеличить радиус действия нейроошейника, и Командор пошел на это. У него было слишком хорошее настроение, чтобы портить его другим.

Колесницы доставили их на море. Не туда, где просто плещет пахнущая солью водичка, а где есть пляж, песок и камни, облизываемые веселыми волнами. Где игривые дельфины подставляют спины теплой ласке солнца. Где хочется лечь и забыться под мерный говор моря, так сладко укачивающий и убаюкивающий. Словно теплые руки матери и нежный напев колыбельной.

Звездочка с неба в ладонь упадет. Ночь. Ночь. Горе к тебе никогда не придет. Прочь. Прочь. И каруселью прокатятся вдаль. Дни. Дни. Пряча в карманы твою печаль. Спи. Спи.

Смыв с себя все заботы, они лежали на раскаленном песке, и солнце лизало их золотистую кожу. Лежали совершенно нагие, великолепные в своей наготе; умиротворенно расслабленные. Лишь Юльм, которому вечно не сиделось на месте, донимал Динема, пытаясь затеять с ним шуточный поединок.

— Посмотрим, кто сильнее — флот или армия! — Юльм был Начальник Армии, а Динем — Адмирал.

Но Динем лишь лениво отпихивал от себя двухметрового мальчишку.

Ариадна лежала рядом с Кримом, касаясь бедром его гибкого торса. Горячий взгляд жег ее тело, и не было надобности открывать глаза, чтобы выяснить, чей. Она прекрасно знала это.

Эмансер сидел рядом с Ледой. Он не понимал и не принимал столь горячей любви этих странных людей к огненному диску. Да, и он поклонялся солнцу за то, что оно дарит земле жизнь, но ведь из этого не следует, что люди должны добровольно поджаривать свою кожу на обжигающих полуденных лучах.

Именно это он и сказал вслух.

— Тебе не понять этого, — не открывая сладко зажмуренных глаз, негромко заметила Леда. — Ты видишь солнце каждый день. С самого своего рождения. И будешь видеть его до своей смерти. Для тебя солнце — обязательный предмет декорации, без которого мир просто не может существовать. Мы же воспринимаем солнце по-другому. Иначе. В Космосе много звезд. Многие из них огромны и ослепительны. Во сто раз больше и ярче огненного шарика Солнца. Но они не греют, они холодны. Нужен дом, чтобы звезда могла согреть тело. Нужен дом, чтобы звезда стала Солнцем. Это ужасно тоскливо, когда вокруг одни звезды. Бесчисленные мириады холодных

мерцающих светлячков на бесконечном покрывале ночи. Оно порождает чувство бесконечного одиночества и собственной ничтожности. Словно песчинка под огромной нависшей скалой. Ты не испытал этого, кемтянин, но, поверь, это малоприятное чувство. Солнце же дает тебе дом, равно как и дом дает тебе Солнце. Дома мы чувствуем себя большими и сильными.

Леда приподнялась на локте и открыла глаза, голубые-голубые, словно небо. И Эмансер опять поразился красоте этой женщины. Неземной красоте. Один ласковый взгляд которой мог сделать человека счастливым.

Эмансер смотрел в ее глаза. Правда, не очень долго, так как имел представление о приличии. Затем он отвел взгляд, вызвав смех Леды.

— Какой ты черный и… стеснительный! Побежали купаться!

Она легко вскочила на ноги и заставила Эмансера подняться. Она была чуть выше его, но казалась хрупкой. Светло-золотистая кожа девушки прекрасно гармонировала с эбеновой кожей кемтянина. И Леда заметила это.

— А я неплохо смотрюсь на твоем фоне! Побежали!

Взявшись за руки, они бросились к морю и прыгнули в катившуюся на берег волну. Изящно, одновременно изогнув тела. Кое-кто из атлантов приподнял головы, наблюдая за ними, циник Гумий пробормотал:

— Вроде бы сейчас не весна, чтобы устраивать кошачьи свадьбы.

Он буркнул это себе под нос, но Командор услышал, и в глазах его, скрытых черными стеклами очков, плеснула невидимая ярость.

Запищал радиопередатчик. Русий нажал кнопку приема. Послышался голос Бульвия:

— Ну, как загорается?

— Отлично!

— Завидую вам, лежебокам. Греете себе брюхо, а Начальник Города должен вкалывать.

— Работа у тебя такая.

— Это точно, — согласился Бульвий. — Ладно, отбой.

Русий отбросил передатчик и перевернулся на спину.

Встал и направился к морю Тезей, затем Эвксий. Поднялись Крим и Ариадна. Однако они пошли не к морю, а в сторону — за высокие дюны. Подождав, когда они исчезнут за песчаным гребнем, поднялся и Русий. Он бросился к морю, глубоко вдохнув, нырнул и поплыл под водой вокруг выступающего в море рифа, туда, куда ушли возлюбленные. Возлюбленные?

Над водой разносились крики и хохот. Лежащие на песке не выдерживали, и один за другим присоединялись к купающимся. Лишь Командор не пошевелился. Он не любил воду, и никто не знал, почему.

Леда и Эмансер вышли из моря первыми. Отжимая воду из струящихся по спине волос, Леда как бы невзначай заметила:

— Ты удивительно занятный человек. Вдобавок еще и жутко умный. Командор считает, что ты умнее всех нас.

— Да ну, нет! — Эмансер вдруг застеснялся.

— Не скромничай! Ты действительно самый умный, и поэтому тебя держат на поводке. Я слышала, ты пытался убежать?

— Было дело, — признался Эмансер.

Ему было крайне неприятно вспоминать об унижении, которое он испытал. Леда, по-видимому, поняла это.

— Не хочешь — не рассказывай. Как тебе показалась Атлантида?

— Праздное любопытство?

— Допустим.

— Довольно странной.

— Чем же?

— Я не слишком грамотно выразился, — поспешил исправиться Эмансер. — Многое у рас мне кажется непривычным и непонятным. Многое я просто не могу принять.