Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)
Шрифт:
Приветствие на мемориальном сайте Пипекландии
Эта глава основана на материалах двухлетнего качественного исследования, целью которого было изучение коллективной памяти участников уникальной частной институции для детского отдыха и развития, существовавшей в Венгерской Народной Республике. «Отдых в Банке» (B'anki nyaraltat'as 831 ) почти каждое лето с 1938 по 1978 год организовывала Эстер Левелеки, по основной профессии – воспитательница детского сада и учительница начальной школы – в маленькой деревне на берегу озера в 60 километрах к северу от Будапешта. Наша исследовательская группа при активном участии студентов Университета имени Матвея Корвина записала рассказы бывших участников этого летнего отдыха и проанализировала связанные с Банком материальные источники 832 .
831
Вспоминая
832
Интервью были взяты и проанализированы Ласло Баллой (L'aszl'o Balla), Маргит Барна (Margit Barna), Флорой Бернат (Fl'ora Bern'ath), Эстер Чиллаг (Eszter Csillag), Сарой Габор (S'ara G'abor), Жужей Джармати (Zsuzsa Gyarmati), Анной Кадар (Anna K'ad'ar), Мелиндой Ковай (Melinda Kovai), Эстер Нойманн (Eszter Neumann), Юдит Cоллар (Judit Szoll'ar) и Андрасом Вигвари (Andr'as Vigv'ari).
Считается, что летний отдых в Банке был делом жизни и детищем одного человека – педагога Эстер Левелеки – и его история теснейшим образом связана с ее персональной биографией и устремлениями.
Бурные изменения политической обстановки неоднократно резко меняли общественное положение Банка. Это был мир, основанный на собственной мифологии и захватывающей игре, в центре которой было представление о Банке как о самостоятельном государстве, «королевстве Пипекландия». Воспоминания об этом мире приобретали особую силу из-за напряжения между выдумкой и реальностью, постоянно возникавшего в банкийской жизни наших информантов.
Несмотря на то что в 1949 году пространство отдыха в Банке изменило свой социальный статус, а после подавления революции 1956 года состав участников стал в значительной степени иным, Банк, по-видимому, не подвергался серьезной опасности даже в самые темные годы. Венгерские пионерские лагеря были бесплатными и широко открывали свои двери всем независимо от социального происхождения. Маленькое частное предприятие Эстер Левелеки было доступно только узкому кругу представителей культурной и политической элиты. Здесь, в отличие от пионерских лагерей, чтобы стать «банкийским ребенком», нужно было продемонстрировать вдумчивое освоение знаний и поведенческих навыков, манер. Банк был особым местом, где вместе отдыхали дети тех, кто пострадал во время репрессий в 1956 году, и тех, кто пришел тогда к власти.
Коллективное представление о Банке структурировано вокруг нарративов о мифологических персонажах, формирующих идентичность традициях и выдающихся героических поступках. Отсылки к «внешнему миру» служили источником игр, в которых мобилизовалась специфическая ироническая стратегия, дававшая возможность дистанцироваться от другой реальности и усиливавшая различия между участниками летнего отдыха в Банке.
Мы записали биографические интервью 22 бывших участников отдыха и провели 2 экспертных интервью с учителями школы Монтессори, которые занимались на курсах одновременно с Эстер Левелеки. Мы быстро осознали, что богатый документальный материал – дневники, открытки, фотографии, любительские фильмы, флаги, разнообразные премии и призы, материалы для игр, либретто самодеятельных опер и т.д. – является не менее важной частью коллективной памяти, связанной с летним отдыхом в Банке, чем рассказы. Поэтому мы вступили в контакт с двумя людьми, назначившими себя «музейщиками» Банка, и начали обработку информации с работы с материальными источниками и организации небольшой документальной выставки. Позже нас пригласили принять участие в организации выставки в Этнографическом музее в Будапеште (она должна открыться в конце 2014 года).
Мы интерпретировали полученные материалы с помощью социологического и микроисторического анализа, направленного на выявление общественных отношений и символических смыслов, которые структурировали повседневную жизнь в социалистической Венгрии. Нам было важно сосредоточиться не на политической и институциональной истории этого времени – мы надеялись выявить менявшиеся элементы социальных габитусов, культурных предпочтений и способов детской социализации, а также обыденных дискурсов, формирующих идентичность и общность [Horv'ath 2008].
Помимо решения общих исследовательских задач, эта статья рассматривает стратегии построения идентичности, использованные несколькими поколениями еврейских детей, выросших в Венгрии после Холокоста, и выясняет, каким образом интервьюируемые связывают в своих рассказах такие часто возникающие темы, как отношение к еврейству и к той интеллектуальной атмосфере, в которой эти люди были воспитаны, и отношение к «реальному социализму». Мы надеемся показать, что биографические нарративы, отвечавшие на вопрос о том, что для этих людей обозначал летний отдых в Банке, имеют и более общее значение: они указывают на социальные функции неформальных общественных структур (enclaves) и на сложные отношения культурных элит и политической власти в социалистической Венгрии. Кроме того, используя аналитические категории теории Пьера Бурдье о воспроизводстве социальных классов и накоплении культурного капитала [Bourdieu 1984, 1986], мы попытаемся дать «насыщенное описание» разнообразных проявлений и манифестаций классовых различий в условиях политического режима, ставившего своей непосредственной целью разделение политической власти
Биографические нарративы показывают, что б'oльшая часть семей, отправлявших своих детей в Банк, была связана с довоенной еврейской городской буржуазией прогрессивно-левых взглядов. Родители этих детей продолжали свои профессиональные и политические карьеры во время исключительной политизации публичной сферы в демократический период Второй республики (1945 – 1948) и в период сталинизма (1949 – 1956) 833 .
833
4 ноября 1945 года в Венгрии прошли первые свободные выборы после разрушения фашистского государства. К власти пришла Независимая партия мелких сельских хозяев. В 1946 году была принята новая конституция страны. Парламент был многопартийным, в стране поддерживалась свобода печати. В последующие три года в Венгрии усиливалось советское влияние. В 1948 году к власти при формальном соблюдении демократических процедур пришла Венгерская партия трудящихся. В 1949 году была провозглашена Венгерская Народная Республика, ставшая социалистическим государством сталинистского типа – со всевластием тайной полиции, репрессиями против инакомыслящих и т.п. Период 1946 – 1949 годов в историографии называют Второй Венгерской республикой. – Примеч. ред.
Большинство наших информантов приезжали в Банк в послесталинский период и в 1960 – 1970-е годы были молодыми людьми. Для того чтобы контекстуализировать их полные противоречивых эмоций рассказы о детстве и юности, сначала нужно кратко рассмотреть основные характеристики лимитированной «оттепели», начавшейся в Венгрии после подавления восстания 1956 года, и популистского правления Яноша Кадара – с особым вниманием к политике того времени в отношении культуры, меньшинств и этнической идентичности, а также к социальным последствиям этой политики. Этот контекст необходим для понимания того, как специфическая компромиссная политика, превратившая Венгрию в «самый счастливый барак» социалистического лагеря 834 , по контрасту со стремившимся подчинить себе все стороны частной жизни тоталитарным режимом, размывала границы между публичной и частной сферами и создавала широкое «серое» общественное поле для неформальной деятельности, на которую не обращали внимания и которую они вынужденно терпели. Однако результатом этой деятельности, в свою очередь, стало возникновение специфических рамочных проблем, которые мы опишем ниже.
834
Аналогичная поговорка – «в социалистическом лагере наш барак самый веселый» – существовала в то же время в Польше, и эта формулировка более известна в России, чем венгерская. – Примеч. ред.
Историки и социологи полагают, что отношения между политической и интеллектуальной элитами в послесталинской Венгрии были сложными, противоречивыми, но основанными на взаимозависимости. В книге об изменениях социальных и властных структур в социалистических обществах Восточной Европы Г. Конрад и И. Селеньи пишут, что попытки реформ в послесталинское время положили начало формированию нового интеллектуального класса. Частью технократической элиты стали как бюрократы традиционного типа, так и квалифицированные профессионалы. По сравнению со сталинским периодом эта группа охватывала все новые группы интеллигенции. Это стало возможным благодаря проводившейся политике компромисса по отношению к тем социальным группам, которые до этого были официально осуждены партийным и государственным руководством [Konr'ad, Szel'enyi 1979] 835 .
835
С конца 1980-х Иван Селеньи несколько раз перерабатывал цитируемую книгу, первый вариант которой был написан во второй половине 1960-х и вышел в свет в 1969-м. По словам Селеньи, эта книга первоначально моделировала трансформацию властных структур в 1960-е, однако сделанные в ней предсказания относительно дальнейшего развития потеряли смысл после вторжения стран ОВД в Чехословакию в 1968-м. Дальнейшие политические изменения положили начало новому периоду отношений между наукой и властью в советском блоке [Szel'enyi 1987].
Режим Кадара, боровшийся за то, чтобы его признало все население страны, стал обращать внимание на участников культурного производства. Власть объявила о проведении культурной политики, которую обычно называли «три “Т”»: она подразумевала различие между «терпимыми» (t"urt), поддерживаемыми (t'amogatott) и запрещенными (tiltott) явлениями культуры; автором этой концепции считался Дьердь Ацель, с начала 1960-х определявший культурную политику режима Кадара. Стремясь укрепить союз с деятелями культуры, власти пытались привлечь интеллектуалов к задачам «социалистического строительства», а взамен предоставляли все больше возможностей для деятельности в неофициальном, но тем не менее и не запрещенном секторе публичности.