Острый осколок
Шрифт:
Спокойствие. Оно распространилось по всей комнате, смежило веки жрицы, утихомирило неспокойное пламя, оставив угли тлеть, и опустилось на плечи воина. Он понял смысл и даже прочувствовал его. Слова заставили его задуматься. Мешала ли ему когда-либо его холодность? Он соврет, если скажет, нет. Жрица единственная, кто видит ущербность в строгом воспитании мага, а не преимущество.
С ранних лет отец отбивал у него любые чувства. «Воин должен мыслить здраво и холодно. Чувства убивают. Дашь им волю — умрешь!» — так всегда говорил вождь племени. Воин верил в это, свято
Маг был сбит с толку. И это нравилось жрице. Она смогла пробиться к заколоченным в гроб и похороненным за огромной стеной чувствам. Пусть это всего лишь сомнение, но цепи, сковывающие сердце, порваны. Теперь вопрос времени, когда воин сможет понять себя до конца и дать волю эмоциям.
Это маленькая, но очень важная победа в череде других, что ждут их в будущем.
***
Зомби меня задери! Как я рада, наконец, оказаться в своем собственном теле, и даже умерший в первые же секунды после возвращения Ласкан вызвал только радость. Я пела с таким воодушевлением очередную пакостную песенку, что на меня начали странно поглядывать — не тронулась ли я, случаем, умом.
Вторым радостным событием стал Малыш, затолкавший маньяка на задворки своего сознания. Как же я соскучилась по своему ненормальному. Не обращая на остальных ни малейшего внимания, я кинулась обнимать Ванюшу и целовать его в обе щеки. Мне ответили щенячьей радостью и мертвой хваткой. Вырываться пришлось долго. Малыш был сильно напуган. Где он находился все эти двенадцать рассветов, я не знаю, но страх был неистовым. Будто его вышибло из этого мира на время нашей путаницы, и он боялся остаться там навсегда.
Что же до Широ, то эльф спокойно подошел к Ласкану, не говоря ни слова, снял с него свою перевязь со стилетами и скрылся за деревьями, так и неся ножны в руках. Через вар пять послышался свистящий звук лезвия разрезающего воздух и хруст падающих деревьев. По грохоту было ясно, что срубили деревце радиусом минимум в пол тата. Ну что ж, этого следовало ожидать. Столько времени быть заключенным в беспомощном теле без возможности сражаться. Ему нужно выпустить пар, но первородный никогда не сорвется перед чужаками. Даже Широ с его смешанной кровью допустит такое только в крайнем случае. Хорошо, что роща кончилась, а то не избежать нам очередной встречи с духами леса.
— Сколько осталось до границы?
— Пара тат[2], не больше. Как ты себя чувствуешь?
— Вполне, если учесть, что пол вата назад у меня был расколот череп, — весело ответил огонек.
Он и вправду выглядел намного лучше, да и вернувшаяся на спокойное лицо насмешливая улыбка радовала как никогда. Ну никак у меня не вязалась внешность Алкая с характером Салвана. Они полные противоположности. Яркий, жизнерадостный оборотень и серая, безэмоциональная рептилия.
— Правильно! К-как у оборотня справиться о здоровье, т-так пожалуйста, а к-как обо мне… — кто-то розовый злится.
— Ты же только что переродился.
— Ага, особенно п-после того к-как твой эльф с выражением «убью любого, кто подвернется, к сраным зомби» на лице подошел к-ко мне и, излучая убийственную ауру, н-начал раздевать, — истерил феникс.
Представляю, какая морда была у Широ, что птичка заикаться стал.
— Он всего лишь снял перевязь, причем свою. Хватит преувеличивать, — попыталась успокоить.
— А я преувеличу, если скажу, что пошевелись я в момент своего раздевания, и я труп.
— Восстающий из пепла труп, — заметила я.
— Думаю, про это Вартек в тот момент забыл, — вмешался Салван.
Он стоял, облокотившись о дерево, и вся его поза выражала лишь спокойствие и никакого присутствия недавней нестерпимой боли. Просто скала, а не мужик.
— Сомневаюсь, Салван.
— А я не сомневаюсь. Ты его не видела, Дана. Он убил бы любого, мамой клянусь!
— Что за клятвы с утра пораньше?
Ласкан подпрыгнул на месте, а наша четверка обернулась на голос. На тропинку вышел Широ. Перевязь с ножнами позвякивала у него на поясе, а лицо было спокойно и уравновешенно. Значит, пронесло.
Я верила Ласкану. Но одно верить, а другое поддержать. Не стоит им знать, насколько близко к кровавой бойне мы все были. За четыреста пятьдесят весен я изучила взрывной характер учителя. И беспомощность именно то чувство, что гарантированно выводит его из себя и может привести к очень кровавым последствиям.
— Да так. Лес еще существует? — решила проверить состояние эльфа.
— Как и раньше. Просто новая полянка появилась, заплутавшим путникам на радость. Пора. Сворачиваем лагерь.
Отлично. Деревья приняли на себя весь удар. Он спокоен. Осталось еще одно маленькое дельце.
— Ванюша, а где наши копытные преследователи, не подскажешь?
— Кто?
— Ясно, значит, только я в твоем теле чувствовала их. Широ, как далеко коняшки?
Первородный был удивлен, как и все присутствующие.
— Они до сих пор за нами идут?
— Да, остроухий. Так где?
Широ замер на ван[3], положив ладони на землю, а потом резко поднялся.
— Эти хитрецы меньше чем в тате позади нас. Снимаю перед ними шляпу, они идеально маскируются. Не знай я, что они где-то рядом, то и не засек бы их, — эльф замолчал и задумался, но потом посмотрел на феникса и продолжил, — а ты их почувствовал, Ласкан?
Ласкан дернулся и обернулся. У него был весьма затравленный вид.
— Каким боком? — а это уже возмущение.
— Не знаю, ты мне скажи.
— Широ, что происходит? Ты его и так чуть до очередной смерти не напугал, а теперь ведешь себя, как на допросе.
Эльф не ответил. Он просверлил феникса взглядом, а потом, как ни в чем не бывало, начал собирать лагерь.
— Я его боюсь, Данка. Можно я с тобой поеду? — прошептал феникс, чуть не вжавшись в меня всем телом.
— Успокойся Ласкан. Ничего он тебе не сделает, по крайней мере, пока я здесь. А ехать будешь сам, ко мне скоро транспорт вернется.