Острый осколок
Шрифт:
Радовало одно, прямой приказ Кайя не смог проигнорировать. Но совсем не обязательно было воспринимать его буквально! Мог просто остановиться, а не встать колом и проскользить около десяти тар на морде по горному хрусталю. Кайе еще повезло, у него когти, а мне что прикажете делать?
С горем пополам откопавшись из завала, хотела было придушить мальчишку, но его растерянная лошадиная моська и неуклюжее фырканье вместо извинений растопило мое сердце. Оставалось только постанывать от смеха и саднящих ребер.
Эльфы так и не поняли, с чего наша пришибленная компашка рыдает со смеху. Им же невдомек, что это существо
После небольшого инцидента мне пришлось ехать в повозке с Салваном и Ваном, так как передвигаться верхом в таком состоянии я рискнула бы только при попытке самоубийства. Мой кошмарик, как я ласково прозвала Кайю, плелся рядом с нашей покрытой телегой и даже не фыркал, что его как строптивое животное привязали, чтоб не убежал. А нечего было мне экстремальные гонки устраивать. Эльфов очень волновал вопрос, почему никто не едет верхом на Кайе вместо меня или на Палане, на котором вообще никто не ехал все время, что он с нами. Пришлось заговаривать зубы. Мол, Кайя никого не признает кроме меня, а Палан конь нашего павшего товарища и еще не отошел от потери хозяина.
— Ну мы и пожалели животное. Ведь такой красивый жеребец! — Палан аж оступился, заслышав мою похвалу. Рано радуешься, — жалко, что совсем отупел. Такая потеря!
Эльфы сочувствующе закивали, а зверолошадь пеной зашлась от возмущения.
— Вон, бедняга, как пеной исходит. Прирезали бы, чтоб не мучился, — я не выдержала и прыснула от смеха, выслушав совет одного из сопровождающих нас первородных. Так подколоть даже я не смогла бы! А самое главное, в точку! Палан понял, что ему не оправдаться и, гордо подняв голову, шел рядом с Кайей. Пенные вечеринки он благоразумно больше не устраивал. Наверно переживал, что не в меру сострадающий эльф таки прирежет его где-нибудь в уголке.
— Дана.
— Да, Малыш?
Ох, что-то не нравится мне его затравленный вид. Ван сидел, подогнув под себя ногу, и как будто смотрел внутрь себя. Если взглянуть со стороны, то он просто любовался природой, но я видела его глаза. Смотрят на тебя, но не видят.
— Малыш…
— Я ничего не помню. Совершенно ничего… почему так? — сердце невольно кольнуло.
— Милый, просто… — и как объяснить ребенку, что жизнь его предала и разум его болен? Как успокоить, не дав обещаний, или как пообещать и исполнить обещанное? Я была в тупике.
Он заглянул мне в глаза, выворачивая душу наизнанку. Глубокий малахит не давал и шанса вырваться из его плена. Мне не соврать!
— Я не вспомню, да? — а вот и вопрос, на который не одна клеточка моего тела не хотела бы отвечать.
— Я не знаю… Правда, не знаю.
Он отвернулся, и взгляд его снова стал отрешенным. О Всечувствующие! Я хотела подбодрить его, а вместо этого подтвердила наихудшие опасения. Смотря в глубину его глаз, я не смогла соврать, не имела на это права.
Я потянулась к его голове и легонько, еле касаясь пальцами его волос, провела ладонью от макушки до кончиков его пепельного водопада. Ван обернулся. Я вздрогнула.
— Дана! — и я пала
Благо, Салван решил прогуляться с эльфами пешком, а то еще и его придавило бы. Повозка-то маленькая, развернуться негде!
— Малыш, — писк прихлопнутой сапогом мыши, — дышать…
— Дана, а я поймал кузнечика, хочешь посмотреть? — и он слез с меня, с детским восторгом ожидая моего ответа.
— Конечно, дорогой.
Боль схватила своими цепкими лапами сердце и медленно рвала его, втыкая острые лезвия когтей в самую середину. Мой Малыш снова потерял себя. Только что я думала, что мне больно. Нет, эта боль даже рядом не стояла с той, которая ворвалась ко мне в душу в тот момент, когда я увидела беззаботное лицо человека, что потерял себя, так и не обретя. Это было жутко. Он попытался вспомнить, бороться, но его собственный разум — его враг. Как должно быть страшно не верить своему разуму и быть им преданным.
На глаза наворачивались слезы. Я ничего не могла с ними поделать. Вот он, беспомощный мальчишка с блеском предвкушения в глазах, протягивающий мне кулак с зажатым в ней кузнечиком и ожидающий моего восторга. Он не ведает, что терзало его душу еще вар назад. Возможно, это и к лучшему. Жить беззаботной жизнью, веря в чудеса, не ранит его так, как осознание беспомощности и безвыходного положения, в котором он оказался. Пусть радуется жизни, а я прослежу, чтоб она была, наконец, счастливой.
— Ух ты! Какой красивый! Ты сам его поймал?
— Да! Он запрыгнул в повозку, а я его схватил за лапку. Боялся, оторвется. Не оторвалась!
Ванюша счастливо улыбался и уже десятый раз показывал через щелку между больших пальцев кузнечика, запертого в его ладонях, как в неприступной тюрьме. В такой же тюрьме был сам Ван.
Ты никогда не выберешься из своей камеры, она прочнее времени. И только маленькая щелка позволяет увидеть хоть малейший просвет в кромешной темноте. Смогу ли я когда-нибудь, как сейчас смотрю на кузнечика, заглянуть в трещину тюремной стены и увидеть настоящего Малыша. Сильного, смелого и стойкого. Я так хочу его увидеть!
— Дана, тебе больно? Ты ударилась? Не плачь!
— Все хорошо. Я не буду плакать.
— Честно?
— Честно-честно!
Я обняла взволнованного мужчину.
— Все будет хорошо, Малыш.
Не важно, кто сейчас Ванюша. Я стану для него тем самым просветом, через который он видит мир.
— А ты заплетешь меня? — он просительно уставился на меня. Я невольно улыбнулась.
— Лохматый?
— Это не я, это ветер! — возмущался Малыш.
— Конечно ветер, кто ж еще, — я рассмеялась, — поворачивайся, давай.
И вана не прошло, как мой детенок уже сидел в привычной позе спиной ко мне. Пальцы немного подрагивали, но я заставила себя успокоиться. Не надо пугать Ванятку. Лишь расчесав кашемир его волос, я расслабилась и отрешилась от всего мира, придумывая наиболее интересные комбинации причесок и выплетая их.
***
Я стояла в центре зала Совета и бегло осматривала присутствующих. Полный состав во главе с Владыкой — Алибаскаэлем рэн Сиу, главой Правящего дома Кране. Интересно, что за повод? Явно серьезный. По прибытии мы встретили Баска в коридоре дворца, когда нас вели в отведенные гостям покои. Он очень спешил.