Освобождение. Через Дух Андрэ Луиса
Шрифт:
Брат Элои устремил свой взор на Инструктора, в его глазах смешались страх и ужас.
После короткой паузы Губио продолжил:
— Подойди. Иди к нам. Неужели ты утратил способность любить? Леонсио — твой друг и наш брат.
Фелицио вскричал с выражением явной тревоги:
— Я очень хочу быть добрым, но не могу… Я стараюсь стать лучше, но у меня не получается…
Голосом, прерываемым рыданиями, он добавил:
— А как же деньги? Как я улажу те счета, на которые я подписался? Без брака с Авелиной решение этого вопроса невозможно.
Наш руководитель взял его за руку и сказал:
— И ты думаешь решить финансовые обязательства,
Когда в разговоре возникла пауза, Фелицио хотел сказать что-то в своё оправдание, но не смог.
А Губио, тем временем, спокойно продолжал:
— Женись, трать ценные запасы семейного очага, если не умеешь ледагь святого времени миссии денег, карабкайся на вершины преходящей общественной жизни, спорь из-за условных титулов, которыми низший мир привык награждать хитрые создания, взбирающиеся на лестницу бесполезного и разрушительного господства, не затрагивая открыто своих предубеждений. Время всегда будет ждать тебя со своими уроками учителя; не оглядываясь назад, помоги малышу исцелиться.
И обратив сочувствующий взгляд на гипнотизёра Маргариты, добавил:
— Мы ведь этого желаем, Леонсио?
— Да, — подтвердил бедный отец со слезами на глазах. — Деньги ничего не значат, и я признаю, что Авелина так же свободна, как и я. Но если мой маленький сын останется на Земле, у меня будут надежды на своё собственное обновление. Он станет компаньоном и другом, привязанным к моей памяти. В своей возможности служить ему я смогу найти благословенное поле духовного служения. Этот малыш пока что единственное средство в моём распоряжении, позволяющее мне обрести веру в добро, от которого я пока так далёк.
Ощущая болезненные усилия, которые он делал, чтобы говорить и просить в это мгновение, Губио обнял его, поднял на ноги и сказал:
— Леонсио, Иисус верит в помощь людей до такой степени, что терпит все их стойкие несовершенства, пока мы сами не поймём императива своего личного обращения к высшему благу. Так почему мы должны сомневаться? Я верю в обновление Филицио. Отныне твоего малыша будет защищать, а не преследовать, любящий благодетель, достойный нашей
Побеждённый такими словами, врач упал на колени перед нами и поклялся:
— Во имя Божественного Правосудия клянусь защищать этого ребёнка как истинный отец!
Затем он поднялся с колен и попытался поцеловать руки Губио, но Инструктор, деликатно уклонившись от этой чести, посоветовал Элои и мне поместить пациента обратно в физическое тело, пока он будет проводить пассы укрепления маленькому больному.
Фелицио послушно повис на нас, и уже проснулся в своей постели, залитый обильными слезами, после того, как мы помогли ему вернуться в своё физическое тело.
Но это ещё было не всё.
В какой-то мере форсируя ситуацию, Элои дал ему чуть больше интенсивной магнетической энергии в области зрения, и ошеломлённый брат увидел нас обоих на какие-то несколько секунд.
В изумлении, не в силах что-либо сделать, он не знал, что сказать, но Элои подошёл к нему и с благородным негодованием, горевшим в его глазах, убедительно произнёс:
— Если ты убьёшь этого малыша, я сам накажу тебя.
Врач издал ужасный крик и рухнул головой в подушку, уже теряя нас из виду.
В этот момент я поверил в искренность, с которой Фелицио выполнит своё обещание.
15
Долгожданная помощь
Вдохновлённый действиями Инструктора, Сальданья предался проявлениям почти простецкого смирения, а Леонсио стал активно помогать нам в поиске и подготовке решения нашего вопроса.
Они оба попросили и далее поддерживать ту же самую атмосферу, чтобы нечаянно не пробудить против себя гнев невежественных сущностей, которые были настроены враждебно. Они могли бы организоваться в угрожающий легион и помешать нашим лучшим планам. Они знакомы с подобными процессами помощи и информированы насчёт потенциала вражеской зоны, из центра которой могли массово возникнуть сотни противников против этого семейного учреждения, плохо подготовленного к осаде подобного рода.
Слушая советы, я обратил внимание на ситуацию с Гаспаром, не скрывая своего удивления. Гипнотизёр, внешне очень неприятный, излучал мало симпатичные флюиды и продолжал «отсутствовать» в нашем разговоре. Его почти стеклянный взгляд, не способный зафиксироваться на нас, был подобен симптому паралича души, окаменелости мысли.
Не в силах долее сдерживать своё любопытство, я спросил Губио, что с ним случилось. Что значила эта психологическая маска магнетизёра теней? Он оставался глухим, практически слепым, полностью нечувствительным. Он отвечал на самые длинные и важные вопросы односложно, туманно, и выказывал неукротимое упорство по поводу мучений жертвы.
Губио охотно объяснил:
— Андрэ, существуют одержатели с глубоко зачерствевшим сердцем, которые каменеют, когда оказываются под влиянием более сильных и извращённых преследователей, чем они сами. Опасные интеллекты мрака впитывают определённые периспритные центры особых существ, которые становятся извращёнными и неблагодарными по отношению к добру и пользуются этим как инструментами в распространении зла, которое они избрали как площадку для посева в жизни. Гаспар именно в такой ситуации. Загипнотизированный хозяевами хаоса, усыплённый ослабляющими лучами, он временно утратил возможность видеть, слышать, возвышенно чувствовать. Он находится в угнетающем его кошмаре, как обычный человек, в котором преследование Маргариты становится навязчивой идеей.