Освобождение. Через Дух Андрэ Луиса
Шрифт:
Первой подошла сущность-дама, преклонившая колени у входа в мольбе:
— Возвышенные благодетели, собравшиеся в этом доме в служении свету, освободите меня от скорби!… Сжальтесь! Сжальтесь!…
Наш ориентер сразу же ответил ей, позволив пройти в дом. И во внутреннем дворике она, плача, рассказала, что уже долгое время находится в ближайшем здании, осаждённом равнодушными палачами, которые используют её бывшую болезненную склонность к пороку. Но она устала от страха и надеется на благотворное изменение. Она раскаивалась. Она хотела другой жизни, другого пути, моля о приюте и помощи.
Благожелательный ориентер
Немногим позже появились два старика, прося пристанища. Они оба умерли в крайней бедности в больнице. Они были одержимы сильным страхом и не могли смириться со смертью. Они страшились неизвестности и просили просветить их. Они страдали от настоящего безумия.
У входа появилась довольно любопытная дама и потребовала, чтобы были приняты меры в отношении извращённых Духов- мучителей, которые, собравшись в большую группу, не позволяли ей приблизиться к своему сыну, склоняя его к пьянству.
Ещё одна сущность пришла просить помощи против плохих мыслей Духа-мстителя, который не разрешал ей молиться.
Но на этом цепь просьб не остановилась.
Мне пришла мысль, что миссия Губио вдруг превратилась в какое-то продвинутое учреждение духовной скорой помощи.
Десятки развоплощённых созданий, содержащихся в режиме тюрьмы в низших кругах, теперь выстроилась вдоль дома Габриэля, под руководством Губио, который просил всех подождать ночи, когда начнётся служение и общая молитва.
Но до того, как день склонился к вечеру, стали появляться множество сущностей фаланги Грегорио, заявляя о своей готовности к обновлению своего пути.
Они приходили из той колонии, которую мы посетили, и один из них, к моему великому удивлению, довольно ясно изложил намерения, которыми он был вдохновлён.
— Спасите меня от жестоких судей! — молил он, растрогав нас тоном своего голоса. — Я больше не могу! Я больше не вынесу тех ужасов, которые вынужден практиковать. Я узнал, что сам Сальданья преобразился. Я не могу больше упорствовать в страж! Я боюсь преследований Грегорио, но если надо противостоять более сильной боли, я охотно соглашусь, предпочитая их своему обратному пути к злу. Помогите мне! Я надеюсь на новый путь к добру.
Подобные призывы звучали множество раз.
Поставив в очередь страждущих и надеющихся на благородные и правильные намерения, шедших в дом, где мы располагались, Инструктор посоветовал нам с Элои оставаться в их распоряжении, терпеливо выслушивая их и предоставляя любую возможную помощь, чтобы они ментально готовились к ночным молитвам.
Поверьте, я почувствовал облегчение.
Мы разделились на две чётких сектора. Я организовывал братьев, которых мне предстояло видеть на собрании; но так как страждущие всё прибывали и прибывали, то надо было готовить новые места в большой группе слушателей.
Снаружи множество расстроенных сущностей требовали доступа внутрь дома с трогательными просьбами; но ориентер посоветовал нам впускать только Духов, которые осознают свои собственные потребности.
Я давно знал, что большая боль всегда утешает малую, и ограничивался произнесением коротких фраз, чтобы несчастные, находящиеся здесь, один за другим встречали утешение без моего обращения к духовному просвещению.
Ведя себя таким образом, я попросил у одной из присутствовавших сестёр, у которых перисприт был в жалком
Несчастная привлекла внимание всех своими большими ранами, которые пересекали её лицо, теперь поднятое нам навстречу.
— Бедная я, бедная! — с трудом начала она, — страсть ослепила и поразила меня, доведя до самоубийства. Мать двух детей, я не вынесла одиночества, которое мир наложил на меня со смертью моего туберкулёзного мужа. Я отвратила глаза от своих обязательств, приглашавших меня к пониманию, и подавила в себе размышления о приближающемся будущем. Я забыла о семейном очаге, о детях, о принятых на себя обязательствах, и бросилась в глубокую долину невысказанных страданий. Уже ровно пятнадцать лет, как я блуждаю, не имея точки привязанности, словно неразумная птица, разрушившая своё гнездо… Какой я была неосмотрительной! Когда я увидела, что я одна и, как мне казалось, всеми брошена, я доверила своих бедных детей приёмным родителям и, безумная, выпила яду, который разрушил презираемое мной тело. Я воображала, что найду своего любимого супруга или паду в бездну небытия; но ни одной из этих ситуаций не испытала моя душа. Я пробудилась густом тумане грязи и пепла. И напрасно я взывала к помощи от удушающих меня страданий. Покрытая ранами, как если бы смертельный яд достиг самых тонких тканей моей души, я кричала наугад!
В этот момент я вмешался, так как эмоции перехватили ей горло. Я спросил, словно сам хотел получить урок:
— И вам не удалось вернуться к семейному алтарь?
— А, да! Я была там, — сказала нам она, пытаясь взять себя в руки, — но только добавила себе тревоги, так как близость моей нежности к горячо любимым детям, которых я доверила близким родственникам, вызывала у них скорбь и печаль. Излучения моей боли достигали их нежных тел, отравляя их нежную кожу своим дыханием. Когда я поняла, что моё присутствие передаёт им ужасный «флюидический вирус», я в страхе бежала от них. Лучше уж я буду сносить наказание своей собственной заблудшей совести, чем накладывать на них страдание без причины! Я испытала страх и ужас от самой себя. С тех пор, я брожу безутешно и бесцельно. И потому я пришла сюда, моля об облегчении и безопасности. Я так устала…
— Будьте уверены, что посредством молитвы получите помощь, о которой просите, — объяснил я, обещая ей эффективную помощь Губио.
Бедная женщина, немного успокоившись, села на своё место. Видя, как один из присутствовавших братьев делает мне знаки с целью рассказать об опыте, жертвой которого он стал, я обратил своё внимание на слова, которые он собирался произнести.
С выражением, типичным для хронического безумца, он скорбно сказал:
— Вы позволите задать вам вопрос?
— Конечно, — удивлённо сказал я.
— Что такое мысль?
Я не ожидал подобного вопроса, но, сконцентрировав свою возможность приёма с целью успешно ответить, я, как мог, объяснил:
— Мысль, разумеется, — это созидательная сила, исходящая из нашей собственной души, и, следовательно, продолжение нашей личности. Через неё мы влияем на среду, в которой живём и действуем, устанавливая уровень своего влияния в добре и во зле.
— А! — сказал этот странный, немного измученный человек, — объяснение означает, что наши мысли, выходя на свет, создают такие живые образы, как мы того желаем?