Освобождённый
Шрифт:
– Муж твой он как-то выходил на связь, хотя бы с матерью? – спросил Максим.
– Было дело, письма писал. Изредка, раз в год, наверное. Но как только сверковка раскрыла ему все карты, что мы живём у неё, как отрезало, вот и вся история, – пожала плечами Ирина.
– А-а-а… у тебя были другие мужчины? – неумело попытался вызвать откровение Максим, вынужденно делавший небольшие глотки вина под давлением указывающего на наполненный бокал взора Першиной.
– Были. Но свекровка не особо их принимала. А мне уйти тоже не свезло, все претенденты на руку и сердце были женаты. Нести же крест любовницы как-то не хотелось. Не моё это – прятаться от глаз, врать коллегам, объяснятся Сергею. Как-то написал мне из Киева одноклассник, первая
– Резать нас? Но ты же родом с Украины…
– Мы родом, Максим, из Советского Союза. Мы родом из унаследованной им тысячелетней истории и культуры нашей большой страны. И сама Украина вместе с нынешней Россией родом из него. Геббельс, кажется, говорил, что если отнять у народа историю, то через поколение он превратится в толпу, а еще через поколение им можно управлять, как стадом. Не зря же систему образования так изменили. Именно для того, чтобы то, что являлось аксиомой для нас, превратилось в миф для нынешних митрофанушек. Но мы же не о политике пришли сюда разговаривать? Закажи ещё вина!
Максим, покорно пошатываясь, бросился к бару и принёс полную бутылку. Ирина осуждающе окинула его с ног до головы.
– Не многовато ли будет?– спросила отрывисто.
– Заберём с собой, если останется, – ответил Максим.
– С собой, значит? А куда, позволь спросить?
– Куда скажешь.
– То есть ты ещё не решил, куда мы идём дальше?
– Я это решил ещё с утра. Даже ещё ночью.
– Но у меня не прибрано. Я не ждала гостей.
– Я не хочу быть гостем.
– Ты пьян, Макс.
– Не более, чем ты.
– Тогда берём бутылку и ловим такси. Если что – плачу я.
– Нет, я.
– Только попробуй. Ты меня ещё не знаешь.
В такси Гущин нырнул на заднее сиденье, чтобы сесть рядом с Ириной. Попытавшись положить свою тяжёлую руку на её тонкое плечо, понял, что это неудобно. Тогда просто взял её за ладонь. Ирина подняла на Максима жадные глаза и шёпотом сказала:
– А ты не пожалеешь?
Максим уже потерял над собой всегда присущий ему контроль, и вместо ответа наклонился и легко поцеловал её в щёку. Ощутив тёплое встречное движение Ирины, он протянул дальнюю руку, обнял её за талию, прижал к себе, и без стеснения отдал всю свою нежность крепкому и продолжительному поцелую в расслабленные губы.
– Чижиков, ко мне, бегом! – раздался по внутренней связи хриплый голос начальника горотдела.
Чижиков бросил трубку телефона, хрустнул заклинившимися позвонками, соскочил со стула и выбежал в коридор, недавно застеленный свежим линолеумом с жёлтыми цветами, никак не гармонирующими с профилем милицейского учреждения. По пути на второй этаж в кабинет к начальнику спросил у дежурного, который час – свои наручные часы
– Капитан Чижиков по вашему приказанию…
– Садись, пиши, – быстро приказал начальник – худощавый высокий майор с седыми висками и высоким лбом, под смешки коллег традиционно ходящий в безобразно коротких брюках с красными лампасами. Чижиков присел за приставной стол, открыл записную книгу. – Посёлок Княгиневка, улица Тургенева, дом двадцать четыре. Записал? Ильенко Зоя Ивановна и Ильенко Николай Петрович. Пока ты дрых в кабинете, эта самая Зоя Ивановна принесла тот самый немецкий штык-нож…
– Я не дрых, товарищ… – пытаясь поправить начальника и оправдаться, скрипнул голосом Чижиков.
– Да не перебивай! – крикнул подполковник. – К тебе три человека в кабинет заглядывали, храпел как хряк перед убоем, морда, вон, вся на рыбьи жабры похожа. Я приказал не беспокоить. Пока с обнаруженной находкой работают эксперты, а я почему-то уверен, что это будет то, что мы ищем, дознаватели опрашивают Зою Ивановну, ты срочно собираешь группу и срочнейше выезжаешь по указанному адресу, берёшь мужа этой Зои Ивановны, Николая Петровича, её малолетнюю дочь и идёте на место, где штык-нож был обнаружен. Там нюхаете всё от травы и воды до макушек терриконов, и хоть сами становитесь с Бобиком на четыре точки, но весело и результативно маршируете по следу преступника. Ну, что, колёсико завращалось? Ух, как завращалось! Либо этот Нилов ножичек там прятал, либо после начатой нами работы задёргался и туда перепрятал, а, может, просто сбросил. Надо быстро разобраться. Ясно, что он где-то рядом, и он загнан. В общем, задача ясна? Выполняй!
Чижиков отдал честь и стремглав выскочил из кабинета. Опергруппа с собакой, фотографом и криминалистами уже была готова к выезду и ожидала у изрядно проржавевшего УАЗика.
–Ждём вас, товарищ Чижиков, – широко улыбаясь, доложил молодой лейтенант – оперуполномоченный.
– По местам, поехали!– скомандовал Чижиков.
Княгиневка – пригородный посёлок, вся жизнь которого теплилась на небольшой экспериментальной шахте и личных подсобных хозяйствах. Перепуганный Николай Петрович с улицы Тургенева не сразу понял, чего от него хотят милиционеры.
– Может, чайку? – засуетился он в сенях – низкорослый облысевший шахтёр, его профессиональная принадлежность определялась по угольным ободкам вокруг глаз. – Дочка нашла этот ножик вчера во-о-он, там, под бугром, у могилок. В крайнем брошенном доме какие-то пацаны часто собираются. Чем они там занимаются – одному богу известно, но стены все этими, как их, фашистскими крестами обрисованы. Они и на скале их, паршивцы, рисуют, там вон, чуть выше, на ставке. Но мы не поддерживаем это дело. Да-а, не поддерживаем. Так вот, тут – дочка с ножом, а тут – выступление по радио, что его ищут как орудие убийства, которым маньяк орудовал. Может, это и не этот ножик. Бог его знает. Лучше сдать от греха подальше. Вот я жену к вашим и послал, она всё равно в город на базар собиралась.
– Какой маньяк? – спокойно и убедительно одёрнул Николая Петровича капитан Чижиков. – Нет никакого маньяка. Всё под контролем советской милиции. Вы место показать можете, где дочь нашла штык-нож?
– Так я ж говорю, во-о-он, там, под бугром.
– Понятно. Под бугром места много, нам конкретно нужно. И всё, что вы знаете о тех, кто там, в брошенном доме, собирается.
– Дочка нашла, я не в курсе.
– Николай Петрович, зовите дочку.
– Так ей шесть лет, что она понимает?