От аншлага до «Аншлага»
Шрифт:
Он еще раз улыбнулся и взял меня под руку:
— Ничего, я тебя научу.
И повел в буфет. Хотя мне было очень лестно сидеть за столиком с самим Гарбуком, я боялся, что из-за этого прозеваю Раевского. Но мне в тот день везло: я столкнулся с Валерием Николаевичем, когда мы уходили из буфета. Он предложил мне зайти в его кабинет. Пока я поднимался за ним на третий этаж в кабинет главного режиссера, успел еще раз повторить свой монолог. Но Раевский сел за свой стол и, не дав мне раскрыть рта, сказал резко и с легкой, под Высоцкого, хрипотцой в голосе:
— Значит, так. Если вы будете у меня в театре плохо работать, я вас выгоню, к чертовой матери. Немедленно. Все, идите.
Подписал какую-то бумагу, с которой я пошел в бухгалтерию, и на этом наша встреча закончилась.
Через два дня у меня начались репетиции…
Жизнь
Мы с моим другом (и по несчастью тоже) Николаем Леончиком путем длительных размышлений и проб придумали к четвертому курсу гениальный по своей простоте способ превращения грязных вещей в чистые. Делали мы это так: надевали на себя нуждающиеся в стирке трусы, носки, брюки, рубашки, а если требовалось, то пиджаки и плащи, и спускались вниз, в душевую комнату, Там, став под душ в таком виде, мы намыливали себя спереди, а потом терли друг другу спинки. Ополоснувшись, мы снимали плащи, смывали с них остатки мыльной пены и принимались в том же порядке за пиджаки, брюки и рубашки. Нечто подобное показал потом, только в ослабленном варианте и в несколько иной ситуации Эльдар Рязанов в своем фильме «Ирония судьбы, или С легким паром!»
Нижнее белье стирается таким способом еще легче. Кстати, параллельно смывается значительная часть грязи с тела, поэтому, когда доходит, наконец, очередь до него, то делать уже практически нечего.
Свой способ стирки мы не держали в глубокой тайне — как древние умельцы, передававшие свои секреты по наследству или уносившие их в могилы, — но не очень и афишировали. Так что, до поры до времени о нем почти никто не знал. Но вот однажды зашли мы так с Николаем в душевую (а он еще собрался постирать в тот раз и свою шляпу), открыли краны и начали намыливаться. А в это время группа только недавно поступивших первокурсников тоже решила попользоваться душем. Раздевшись, они голышом, вооруженные только мочалками и мылом, шумной толпой ввалились в душевую. Так как в раздевалке они никакой одежды не видели, то не надеялись кого-то встретить и в душевой. Можете представить себе их изумление, когда они увидели стоящих под струями воды двух солидных и уважаемых четверокурсников (а для них мы были даже больше, чем в армии «деды», трущих усердно друг другу спины и забывших перед этим раздеться…
Разумеется, нам пришлось все объяснить и продемонстрировать свое «ноу-хау» в действии, после чего молодежь нас еще больше зауважала. Правда, некоторые признались нам потом, что их в первый момент раздирали сомнения: бежать звонить в психбольницу или смеяться?
Идея наша, говорят, до сих пор жива и периодически применяется наиболее отчаянными и смышлеными студентами театрального института (теперь уже академии).
Театр им. Я. Купалы
В академическом театре имени Янки Купалы я проработал ни много, ни мало, а целых 12 лет. Это огромный этап в моей жизни, и я благодарен судьбе за эти годы. Все театралы знают, что Таганка, «Современник», Вахтанговский театр и многих другие по большому счету вышли из МХАТа, а что корни «Христофора» находятся в Купаловском театре, об этом не знает никто. Но это именно так.
Первая роль, которую я получил в театре им. Я. Купалы, — финн-коммунист Вайнонен в «Оптимистической трагедии». Почему финн с моим носом, моими карими глазами и черными волосами? Да и по возрасту я не очень подходил, ведь мне было всего около 22 лет тогда. Но так решил Раевский, а ему было виднее. И хотя сегодня я понимаю, что это была не самая выигрышная для меня роль, считаю, что мне повезло с дебютом. Для артиста очень важно начать с большой роли, а не с эпизодика или массовки, и сразу заявить о себе. Правда, это очень рискованно и ответственно: после первого же провала почти мгновенно ставится крест на будущей карьере артиста. Известны лишь редкие случаи, когда неудачнику
Я с головой ушел в репетиции, не зная выходных и праздников, сделав лишь перерыв на три дня для участия в своей свадьбе. Сыграли мы ее хорошо, присутствовали А. Л. Милованов с супругой (как, кстати, и на следующих моих свадьбах), друзья по театру и по институту. А потом опять пришлось ежедневно из молодого супруга перевоплощаться в финна-коммуниста.
В ту пору театр им. Я. Купалы был гордостью республики, считался «придворным» театром, поэтому его артисты находились в привилегированном положении, по сравнению с артистами других театров. Когда я пришел в театр, мне сразу положили оклад в 120 рублей, что считалось по тем временам очень приличным, я чувствовал себя вполне обеспеченным и материально независимым человеком. Кроме того, мне выделили комнату в коммунальной квартире на ул. Интернациональной, почти в центре города, рядом с кинотеатром «Победа», о чем многие артисты других театров тогда (не говоря уже о сегодняшнем дне) даже мечтать не могли. В этой комнате я прожил целых восемь лет и вспоминал бы о ней с теплотой, ведь в ней создавались многие мои роли, если бы не общая беда всех коммунальных квартир — соседи, точнее соседка. Мне с ней жутко не повезло. Она работала в овощном магазине неподалеку, любила выпить, поэтому в ее комнате почти ежедневно собиралась компания собутыльников, которые, выпив, начинали искать приключения, провоцировать скандалы. Кончилось все тем, что я сам получил два месяца исправительных работ благодаря моей соседке, вызвавшей во время одного скандала милицию. Через некоторое время я постарался «отблагодарить» ее такими же двумя месяцами. Так мы и обменивались «сроками», время от времени объявляя перемирия…
Но вернемся к моей первой роли. Не скажу, что она, как и сам спектакль, была новаторской и необыкновенной. Все было в духе и по канонам социалистического реализма. Но работа над большой ролью, общение с партнерами — выдающимися актерами театра — послужили для меня хорошей школой. Как говорил в одном из своих монологов А. Райкин: «Все, чему вас учили в институте, — забудьте!» Нечто подобное пришлось сделать и мне. В театре все было далеко не так, как это представлялось в институте. Многому пришлось учиться заново. Помог мне и мой напарник по роли, замечательный артист Анатолий Мазловский, который потом, к сожалению, в самом зените славы ушел из театра и стал художником. А тогда он очень здорово меня поддерживал и советом, и личным примером, и достаточно частыми просьбами подменить его, когда подходила его очередь играть нашего общего с ним Вайнонена. В итоге роль у меня получилась ничего, не скажу, что что-то выдающееся, но на добротном среднем уровне, и, что самое главное, режиссер мной остался доволен. А это ведь было залогом того, что я мог надеяться на получение ролей и в дальнейшем.
Хотя роль у меня была сур-р — рово р-революционная, случались на сцене и веселые моменты. Помню, однажды Геннадий Гарбук, игравший предателя Сиплого, «вонзил» мне нож в спину, я вскрикнул, с обидой вскинул глаза (я ведь «не ожидал» от него такой подлости), сделал шаг назад и начал падать. Но при этом я наступил нечаянно Гарбуку на ногу, он попытался, было освободить ее, но грохнулся вместе со мной. Это было явным отступлением от режиссерского замысла, что за кулисами вызвало взрыв смеха. Не мог удержаться от смеха и я, но, чтобы его скрыть, начал дергаться, лежа на полу, чем вызвал аплодисменты, так как зрители решили, что это я так здорово изображаю предсмертные конвульсии.
«Оптимистической трагедии» и лично Вайнонену я благодарен за то, что они вселили в меня уверенность и дали возможность почувствовать свои силы.
После были другие спектакли и другие роли, причем совершенно разные. За 12 лет сыграл я множество больших и маленьких ролей, в том числе и пана Быковского в «Павлинке», и Микиту в идущем по сей день водевиле «Микитов лапоть», но самой любимой для меня была роль Хлестакова в «Ревизоре», который поставил Раевский. Постановка была очень необычной, так Гоголя еще никто не трактовал, отличалась от традиционной и роль Хлестакова. К сожалению, спектакль не имел успеха, хотя его даже пытались показывать в Польше, но это уже было без меня. Играя рядом с такими выдающимися артистами, как Станюта, Макарова, Дубашинский, Милованов, Кормунин, Белохвостик, Еременко, Овсянников и многие другие, я набирался опыта, пытался перенять у них все лучшее и при этом полнее выразить себя, утвердиться на сцене.