От империй — к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации

Кагарлицкий Борис Юльевич

Военная сила и коммерция были тесно связаны между собой, причем наиболее последовательным воплощением данного единства был флот. Как отмечают историки, западные компании «без колебаний использовали военно-морскую силу всякий раз, когда это сулило какие-либо преимущества» [856] .

Если и существует некая специфика Запада, обеспечившая ему господствующее положение на протяжении двух с половиной столетий, то искать ее корни надо не в христианских ценностях, и тем более не в протестантской этике или демократических традициях, опирающихся на средневековые городские вольности. Превосходство Запада было обеспечено не его культурой, а соединением логики развития капитала с интересами государства, достигнутым в начале Нового времени. Именно государство является тем инструментом, с помощью которого буржуазный способ производства превращается в капиталистическую систему. Именно способность западной буржуазии стать сознательным и политически организованным классом, поставив государственные

институты на службу своему глобальному проекту, гарантировала ее лидирующую роль в начавшемся преобразовании мира.

856

The Rise of Merchant Empires, p. 10.

НАСТУПЛЕНИЕ ЗАПАДА: ПУШКИ КАК АРГУМЕНТ?

До прихода европейцев китайская имперская гегемония в Юго-Восточной Азии была неоспорима, а могущество Великих Моголов казалось несокрушимым. Нередко причину успеха Запада объясняют, ссылаясь на европейские пушки. Успех португальцев, голландцев и англичан был основан на абсолютном превосходстве западного оружия над местным [857] . Но военное превосходство должно в долгосрочной перспективе опираться на превосходство государственной и социальной структуры (иначе завоеватели сами оказываются покоренными, как монголы в Китае, либо они, как варвары на территории бывшей Римской империи, постепенно разрушают завоеванную страну, а заодно собственную социальную организацию).

857

См.: The Political Economy of Merchant Empires, p. 142, 195; Г. Кеймен. Цит. соч., с. 11.

К середине XVIII века Европа, в отличие от Индии или Китая, была капиталистическим обществом. Речь идет не только о торговом капитале, который получил немалое развитие и на Востоке, но прежде всего о капиталистическом производстве и соответствующей организации экономики. Вопреки представлениям либеральных идеологов, рынок отнюдь не существует в виде некой неизменной внеисторической системы, он видоизменяется и эволюционирует вместе с эволюцией общества. Отличие капиталистического рынка от традиционного состоит в том, что на нем решающую роль играет не конкуренция товаров, а конкуренция капиталов. И в этом плане западный капитал был несравненно более развитым, нежели восточный.

Однако буржуазные производственные отношения Запада, в свою очередь, соединялись с выработанной чередой переворотов и революций политической организацией, системой организованного насилия, направленной на укрепление и развитие именно буржуазной экономической системы. Усиление европейского влияния в Индии, таким образом, отражает не только развитие западной военной техники, но и западного государства, все более эффективно отстаивающего интересы капитала.

До начала XVIII века военное превосходство европейцев, явственно продемонстрированное уже португальскими адмиралами в 1500-х годах, не привело западные державы к политическому господству в Азии. Но их превосходство продолжало нарастать. В 1603 году эту неприятную реальность обнаружили и китайцы, когда испанские конкистадоры вытеснили их с Филиппин. Благодаря огнестрельному оружию, хорошо организованной кавалерии и достижениям в области фортификации Америка была захвачена испанцами и португальцами, а Сибирь — русскими за несколько десятилетий без особого труда. Империи Инков и Ацтеков рухнули как карточные домики. Европейские методы ведения войны потрясли коренных жителей Америки и Африки, поскольку армии «белых людей» стремились не к захвату рабов, а к истреблению противника. Оккупация территории зачастую сопровождалась «зачисткой» в форме истребления всех, кто оказывал сопротивление, или вообще всех, кто там находился [858] . Жесткое ведение боевых действий сочеталось с колонизацией захваченной территории, что было полной неожиданностью для коренных народов как в Америке, так и в Сибири. Военное превосходство быстро дополнялось демографическим.

858

Подробнее о различиях между европейскими и «варварскими» методами ведения войны см. раздел Джеффри Паркера (Geoffrey Parker) в кн.: The Political Economy of Merchant Empires, p. 165.

Когда португальский флот появился на рейде Малакки, местный султан и его окружение просто бежали, будучи уверенными, что европейцы, ограбив город, уплывут. Вместо этого португальцы построили мощный форт на месте взорванной ими мечети. Эта крепость выдержала десять осад, несмотря на применение туземными армиями артиллерии и различных технических новшеств, заимствованных у европейцев. Точно так же безуспешно завершились и атаки против голландской Батавии.

Единственной азиатской страной, быстро и эффективно перенимавшей европейский военный опыт, была Япония. Под влиянием португальцев мушкет был внедрен здесь в массовое производство к середине XVI века, а тактика пехоты, разработанная Одой Нобунагой (Oda Nobunaga), напоминала реформы Морица Нассауского, только разработана была на 50 лет раньше. Политика централизации, проводившаяся в Японии после объединения страны,

развивалась по той же логике, что и на Западе. Правительство разоружало население, ликвидировало частные армии, срывало до основания великолепные замки.

Успех в освоении западной военной техники предвосхитил последующие успехи в восприятии западного капитализма. Тем, чем Япония отличалась от Китая, она напоминала Европу. Сходство японского и западного феодализма предопределило последующую легкость в освоении капитализма. Япония имела в XVI веке большие запасы серебра, уступавшие только огромным ресурсам испанской империи в Америке. Производство японского серебра находилось в руках Сегуна. Однако если Испания Габсбургов использовала свое серебро для внешней экспансии, оказавшись в конечном счете частью новой мироэкономики, в которой доминировали другие державы, то Япония после объединения под властью Сегунов, напротив, закрылась от мирового рынка.

Совершенно иначе складывались дела в Китае. Техническое превосходство Поднебесной империи над Западом оставалось реальностью еще в начале XVIII века, но в организационном и военном отношении европейское государство оказывалось — в новых условиях — несравненно эффективнее. Китайцы не только изобрели порох. Артиллерия появилась в Китае значительно раньше, чем в Европе. Но к XVI веку в области огнестрельного оружия Китай уже отставал существенно. Европейская военная организация, порожденная изменением социальной природы государства, вызвала спрос на массовое усовершенствование огнестрельного оружия, чего в Китае не происходило. Иными словами, само по себе появление пушек и других новых видов вооружений на Востоке не привело к революции в военном деле. Напротив, реорганизация западных армий, начавшаяся в середине XV века, спровоцировала стремительное развитие военной технологии.

Благодаря своим размерам Китай, несмотря на слабую военную организацию, оставался «не по зубам» европейцам. В Индии империя Великих Моголов сохраняла свое господствующее положение до середины XVIII столетия. Однако уже в XVI веке превосходство европейской артиллерии было на Востоке общепризнанным. «Иностранные торговцы обнаружили, что лучший способ поддерживать хорошие отношения с переменчивыми местными правителями состоял в том, чтобы продавать им пушки и предоставлять специалистов в артиллерийском деле» [859] . Но даже получая европейскую артиллерию, азиатские правители редко умели использовать ее эффективно, поскольку не обладали соответствующими знаниями в области тактики и организации войск. В свою очередь европейцы оберегали эти знания в гораздо большей степени, нежели само оружие и технологию. Металл, из которого отливали пушки в Индии, был, как правило, невысокого качества (что, впрочем, относится и к турецкой артиллерии XVII–XVIII веков). Индийские правители нанимали военных экспертов из Турции и Европы, но редко добивались серьезного повышения боеспособности своих войск: организация армии неотделима от организации государства и невозможно улучшить одно, не изменив другого.

859

C.R. Boxer, ed. Portuguese Conquest and commerce in Southern Asia, p. 160.

«Ничто не наносит их военным предприятиям такого ущерба, как совершенно ложные представления об артиллерийском оружии, — писал служивший в Индии английский офицер в 1761 году, — они панически боятся вражеских пушек и бездумно восхищаются своими собственными; они убеждены, что чем больше калибр, тем лучше, они даже не знают как правильно расположить их на позиции и как перемещать орудия» [860] .

На протяжении нескольких столетий в Азии именно пушки стали символом европейской цивилизации, ее главным преимуществом и гордостью. Даже в XIX веке пушки оставались важнейшим инструментом, на котором строилось господство Запада. После восстания сипаев английские генералы на протяжении многих лет не доверяли туземным войскам иметь собственную артиллерию — в индийской армии, неоднократно и героически доказывавшей свою лояльность к империи, артиллерийские расчеты еще долгое время состояли исключительно из британцев.

860

Gentleman's Magazine, April 1761, vol. XXXI, p. 180.

Европейская власть пришла в Азию вооруженной до зубов, четко организованной и жестокой. И именно это сделало ее привлекательной для местных буржуазных слоев, нуждавшихся в порядке, дисциплине и предсказуемости, для того чтобы следовать по тому же самому капиталистическому пути, по которому уже шел Запад.

ЕВРОПЕЙСКАЯ ВОЙНА В ИНДИИ

Хотя именно английская Ост-Индская компания стала образцом для голландской VOC, к середине XVII века британцы явно отставали от своих конкурентов в Азии. Голландцы, пользуясь своей фактической монополией, сосредоточились на поставках в Европу специй, английская компания вынуждена была разнообразить свои интересы, занимаясь всем подряд — текстилем, чаем, кофе. Массовый вывоз на Запад индийских хлопчатобумажных изделий создал в конце XVII века настоящий промышленный бум в основных «центрах» их производства и сильнейшую конкуренцию европейскому текстилю, так что правительства даже вынуждены были принимать протекционистские меры.