От империй — к империализму. Государство и возникновение буржуазной цивилизации

Кагарлицкий Борис Юльевич

Можно сказать, что в 1775–1781 годах элиты североамериканских колоний-штатов использовали «свои» низы против Британии так же, как 90 лет спустя элиты южных штатов смогли опереться на массы белого населения в борьбе против Севера. Действительно, политические и культурно-психологические механизмы народной мобилизации на Юге во время Гражданской войны были примерно те же, что и во время Войны за независимость, причем идеологи южан совершенно сознательно представляли свои действия против Севера, как продолжение революционного восстания прошлого столетия. Единственное различие, следовательно, состоит в том, что союз плантаторов южных штатов и буржуа Новой Англии в XVIII веке победил, а плантаторы Юга в XIX веке проиграли и не смогли написать историю на основании собственного патриотического мифа. В точности, как в известном стихотворении: «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе». Революция в Америке предстает перед нами как раз таким «мятежом, закончившимся удачей».

Несмотря на идеологическую привлекательность подобного взгляда на американскую историю с точки зрения радикальных левых образца 2000-х годов, данный подход страдает такой же однобокостью, как

и прежний националистический миф об отцах-основателях и освободительной революции. Буржуазия Новой Англии сумела создать широкий социальный блок, объединивший, с одной стороны, плантаторов Юга, а с другой стороны, радикально настроенных мелких собственников и фермеров Севера. Иными словами, ей удалось добиться своих целей за счет успешно установленной политической гегемонии, которая, однако, могла быть обеспечена лишь за счет серьезных уступок, сделанных мелкобуржуазным низам общества. Именно поэтому мятеж, начавшийся как эгоистическое выступление колониальных элит и связанных с ними средних слоев, завершился как революция и породил самое демократическое на тот момент государство. Другое дело, что еще до того, как была закончена борьба за независимость, важнейшей заботой американских элит стало сдерживание демократического давления низов. С чем отцы-основатели в целом успешно справились.

Большинство исследователей, анализирующих военные действия, которые вели британская армия и флот против восставших штатов, сходятся на том, что англичане действовали на удивление нерешительно и неумело, что резко контрастирует с поведением британских сил как во время Семилетней войны, так и с их действиями во время Наполеоновских войн. Вряд ли можно объяснить произошедшее отсутствием хорошего командования или незнакомством с полупартизанской тактикой колонистов. Генералы были не лучше, и не хуже, чем во время Семилетней войны (зачастую просто те же самые), да и тактические приемы, применявшиеся сторонниками независимых штатов, были те же, что прежде у франкоканадского ополчения. Подобные приемы были хорошо изучены во время предыдущих кампаний, и с ними регулярная армия научилась эффективно бороться (с той лишь разницей, что франкоканадские ополченцы считались лучшими бойцами, чем милиция Новой Англии). К тому же на стороне британских сил выступало большое число индейцев и американских лоялистов, прекрасно знакомых с местными условиями, применявших ту же тактику.

Однако в условиях, когда британская сторона проявляла нерешительность, баланс общественного мнения постепенно сдвигался в пользу сторонников независимости. Лоялисты постоянно жаловались на то, что не получают достаточной поддержки от «нерешительных британских генералов» [941] . Эти колебания Фергюсон объясняет нежеланием англичан воевать против белых колонистов, которые были так похожи на них. Лоуренс Джеймс отмечает, что главной проблемой британского командования в Америке была «неопределенность целей» [942] . Однако в действительности за странным поведением британских военных и политических властей в Америке стоят куда более глубокие причины, которые историк не может отрицать: «краткосрочные выгоды от восстановления британской власти над тринадцатью колониями оказывались гораздо менее значительными, чем долгосрочные проблемы, связанные с возможной победой» [943] .

941

N. Ferguson. Op. cit., p. 96.

942

L. James. The Rise and Fall of the British Empire, p. 114.

943

N. Ferguson. Op. cit., p. 100.

Реальная причина неэффективности британских действий лежит не в военной, а в политической и экономической сферах. Далеко не все американцы хотели независимости, но и в Британии не было решительного единства среди общества и элиты по вопросу о сохранении колоний. «Все конфликты, в которых участвовала Британия XVIII века, вызывали в стране острые разногласия, — признает Брендан Симмс, — но американская война разделила общество как никогда прежде» [944] . По сути гражданская война между «лоялистами» и «патриотами» в Америке продолжалась в виде острого политического конфликта в Англии, а все происходящее некоторые современники называли «первой британской гражданской войной» (the fist British civil war) [945] . Если у Джорджа Вашингтона было множество недругов в Америке, то это компенсировалось наличием множества сторонников в Англии.

944

В. Simms. Op. cit., p. 593.

945

Ibid.

Те, кто принимали решения в Лондоне, прекрасно понимали, что даже самая решительная военная победа не гарантирует укрепления власти короны над отдаленными американскими территориями, если за ней не последует политический компромисс. Такова была стратегия Британской империи, с помощью которой в XVIII веке было подавлено сопротивление горных кланов в Шотландии, то же происходило позднее в Индии после восстания сипаев, в Южной Африке после победы над бурами. Главный вопрос был в цене компромисса.

Эдмунд Бёрк, активно (и не совсем бескорыстно) отстаивавший в Англии интересы колоний, постоянно напоминал о необходимости уступок: «Мир требует соглашения; и если имеет место спор по материальным вопросам, соглашение так

или иначе всегда подразумевает те или иные уступки» [946] . Главный вопрос, таким образом, состоял не в том, нужно ли идти на компромисс в принципе (на этот счет ни у Бёрка, ни у многих его оппонентов сомнения не было), а в том, «какие уступки должны быть сделаны» [947] .

946

E. Burke. Selected Writings and Speeches, p. 153. Надо отметить, что у Бёрка был материальный интерес — он получал жалованье в качестве представителя ассамблеи Нью-Йорка в Англии.

947

Ibid.

В этом-то и состояла трудность. Все прекрасно сознавали, что проблема не сводится к спору о законности новых налогов. Значительная часть знаменитой речи Бёрка о примирении с Америкой посвящена попыткам опровергнуть мнение тех, кто подозревал, будто «колонисты имеют собственные дальнейшие планы, они не остановятся на этом соглашении и потребуют пересмотра торговых законов» [948] . Бёрк не хуже своих противников понимал, что именно так дело и обстоит, однако признать это означало бы порушить всю его стройную систему аргументов, доказывавших, что единственной причиной мятежа является нежелание колонистов платить налоги, не утвержденные их местными собраниями.

948

Ibid., р. 171–172.

Положение дел в американских колониях, особенно в Новой Англии, было таково, что любой эффективный компромисс оказывался для Англии экономически менее выгодным, нежели признание независимости штатов. Известный публицист и мыслитель Джошуа Такер (Josiah Tucker) писал во время войны за независимость, что колонии в Америке были «камнем на нашей шее» (a Millstone hanging about the Neck of this Country) [949] . Поскольку британцам не хватило решимости избавиться от этого «камня на шее», надо лишь поблагодарить американцев, что они своим восстанием облегчили неизбежное и необходимое решение. Призывая идти навстречу колониям, Бёрк указывал на огромное значение американской торговли для Британии, но одновременно подчеркивал блестящие перспективы экономического развития Америки. Напротив, Адам Смит напоминал, что «при современной системе Великобритания ничего кроме убытка, не получает от своего господства над колониями» [950] . Эти колонии (в том виде, в каком они сформировались ко второй половине XVIII века) были скорее обузой для метрополии, нежели ценным приобретением, за которое надо было держаться. Но в то же время факт отделения колоний в политическом отношении был катастрофой. Он не только наносил ущерб престижу империи, но и создавал опасный прецедент, который мог быть использован (и использовался) в совершенно иных ситуациях. Непоследовательность британской политики по отношению к тринадцати взбунтовавшимся колониям усугублялась идеологическим расколом в рядах самих английских элит. Консерваторам были отвратительны политические принципы колонистов, а потому они склонны были положительно относиться к их отделению от империи. Напротив, либералам эти принципы в значительной мере импонировали, и именно поэтому они стремились ценой переговоров и уступок удержать бунтовщиков в рамках империи.

949

Цит. по: В. Semmel. The Rise of Free Trade Imperialism: Classical Political Economy the Empire of Free Trade and Imperialism 1750–1850. Cambridge: Cambridge University Press, 2004, p. 20.

950

А. Смит. Цит. соч., с. 585.

Эти объективные противоречия предопределили и непоследовательность политики, что предопределило отсутствие четкой стратегии и решительности в военных операциях.

ВОЙНА И МИР В АМЕРИКЕ И ЕВРОПЕ

Поддержав восставшие колонии, в 1778 году Франция вступила в войну, год спустя к ней присоединилась Испания, а затем и Голландия. Выступление Франции было продиктовано не только желанием отомстить за поражение в Семилетней войне, но и опасением того, что агрессивно настроенные американские колонии договорятся с Лондоном, потребовав в качестве цены компромисса нового расширения — за счет владений, оставленных Франции после прошлой войны в Луизиане [951] . «Они обрушатся на нас с такой силой, как будто бы и не было гражданской войны», — писал Людовик XVI своему кузену Карлу III Испанскому. Именно этот страх вынудил его в срочном порядке признать независимость Соединенных Штатов и поддержать их военными усилиями, «дабы воспрепятствовать их воссоединению с метрополией» [952] .

951

Статус Луизианы оставался двусмысленным, она была передана Испании, но могла быть возвращена Франции, что и произошло впоследствии. Кроме того, Париж волновала безопасность принадлежащих ему островов в Вест-Индии. В самом деле, одним из возможных способов достичь компромисса с колонистами для Лондона было бы попытаться удовлетворить их аппетиты за счет третьей стороны — французов. Так что опасения французских политиков были небезосновательными.

952

Цит. по: Французский ежегодник 2008, с. 119.