От Кремлёвской стены до Стены плача…
Шрифт:
А пришел, посмотрел, мне и дом-то казался раньше такой большой, а пришел, все стало какое-то маленькое. Стадион – Заельцовский район, сосновый бор, тоже все уменьшилось. Я походил-походил и вернулся, и решил: «Больше я не буду никогда возвращаться в те места, где у меня там какие-то хорошие воспоминания были». Настроение у меня было, вообще-то, неплохое, потому что я же двигался все-таки, вот уже преддипломная практика, потом диплом, и потом видно будет, куда господь повернет.
Пришел в центр города, походил мимо оперного театра – оперный театр шикарный. Он и сейчас-то лучший
– Вот, ночевать негде, нигде никак не могу пристроиться, где, как ночевать не знаю, а уже вот ночь начинается.
А я говорю:
– Как так?
– Да и не разрешают сидеть и спать в зале ожидания. А куда деваться-то, в город, что ли, под куст пойдешь спать? Нет.
Я говорю:
– Ну пойдем, я, может быть, там уговорю кого-нибудь, – меня же ее мама-то попросила, чтобы я курировал – это слово такое, я и не знал, «курировать», курировать от слова «курить», что ли, я потом, когда уже начал работать, понял, что это такое, и тоже в министерстве. Я здесь над ней шефствовал, пошел:
– Пойдем, – и мы пришли с ней в комнату матери и ребенка.
Я говорю:
– Вот девушка, понимаете, она молодой специалист, ей приткнуться негде. Может, где-нибудь найдете ей местечко, пусть она у вас тут поспит, потому что нам завтра надо в Барнаул ехать.
А дежурная говорит:
– Да нет, у нее же детей нет.
Я говорю:
– Да нет, но будут.
– Она кто вам?
Я хотел соврать, что невеста, но говорю:
– Это, как говорится, сокурсница, едем мы в Барнаул, я на практику, она на работу.
– И откуда же вы едете?
– Из Москвы.
– Ой, господи! Да что же вас занесло сюда, так далеко от Москвы!
А у нас трест работал, я же говорил, по всей России и по всем стройматериалам, все централизовано, все было – попробуй, отверни в сторону, быстро тебя в колею поставят. Как Высоцкий пел: «А я из колеи вырвался и попер», – куда он там попер? Он с этой-то не мог справиться, с Мариной Влади. Говорит:
– Отдай жену дяде, а сам иди к Марине Влади.
Но это я так, к делу не относится. И заведующая говорит:
– Ну ладно, уж пусть она здесь поспит, а ты иди отсюда.
Я думаю: «Ну ладно, хоть она пристроилась, а я пойду, тут по залу буду ходить, как этот маятник, туда-сюда». Я ходил-ходил по залу, потом меня сморило совсем, я постелил газетку и на пол прилег. Прилег и заснул, и, видно, я поспал нормально, спокойно, потому что вещи мы в камеру хранения сдали. Вдруг что-то меня ногой пихает:
– Эй, ты, парень, ты чего тут разлегся? Что тебя, забрать в милицию?
Смотрю, открыл я глаза – а надо мной милиционер стоит.
– Что это ты на газете тут спишь, как все равно кошка и собака?
Раньше бомжей не было, даже понятия такого не было. Я говорю:
– А где же мне спать-то? У меня же вот билет есть, ехать мне надо в Барнаул.
– Ну-ка давай, вставай быстро, не положено тут спать.
Я газетку свою свернул, смотрю – а я лежу под
– Что угодно вам?
Я говорю:
– Да вы мне дайте что-нибудь подешевле.
И он мне принес суп, а напротив сел такой молодой вроде парень или мужчина, и он заказал закусочки разной, и «принесите мне 200 грамм водки в маленьком графинчике». Я тогда вообще водку не пил, думаю: «Как это он водку пьет с утра, сидит в ресторане, водка в маленьком графинчике». Я вообще тогда отрицательно относился к алкоголикам и тем, кто пьют. Этот молодой человек и не пьяница, может быть, а просто так, как раньше дворяне в каком-нибудь собрании или у кого-нибудь в гостях соберутся и в буфет идут, хряпнут по рюмочке, икрой или семушкой закусят, потом уже к обеду.
И я поел, выхожу, Света стоит, меня ждет. Взяли мы из камеры хранения вещи, сели в поезд, поехали в деревянном общем вагоне. Окна не открываются – тянешь, тянешь их, никак не открываются. Теснота, духота! Ну, тут недалеко ехать до Барнаула, доехали без проблем.
В Барнауле опять пересадка, надо ехать до Сорокино. Снова надо ждать и ехать дальше. В Барнауле мы остановились в гостинице. Ночь провели, а утром сели на поезд, поехали, а дальше пешком до Усть-Осихи, или как она раньше называлась.
Идем в Усть-Осиху, чемоданчики свои несем, пришли. Встретил нас Роднов Иван Егорович, начальник партии, такой крепкий, основательный мужик, сидит, что-то пишет. Встретил нас приветливо.
Они снимали дом под контору. В конторе люди толпятся: буровики, горные рабочие, шоферы. У начальника была подруга – полевая жена, она всеми командовала Я приехал, коллектором, а Света старшим коллектором. Роднов ей говорит:
– Ты вот старшим коллектором пойдешь, к Ольге, – она начальник отряда, комсомольская деятельница бывшая. Не бывшая, а она там, в тресте, комсомолом руководила, а тут она начальник отряда. Она тоже техникум кончила, но училась в институте уже заочно. Роднов Свету к ней наладил, а меня:
– А ты останешься при мне, я буду руководить твоей практикой.
Я же коллектор, мне не надо шурфы копать, я уже как барин ходил. А задача нашей партии была такая: моноклиналь среди спилитовой формации – это сейчас как некоторые напишут чего-нибудь про всякие компьютеры, ничего не поймешь, так и в геологии.
Значит, моноклиналь – это геологическая структура, сложенная вулканическими породами, излившимися в подводных условиях. Среди этих пород остались отдельные участки доломитов и известняков. Это все и есть спилитовая формация. Она выходит на поверхность в районе наших работ. В геологическом плане район относится к отрогам Салаирского кряжа. И наша задача была произвести детальную разведку известняков этого выхода, оценить их на предмет пригодности для получения цемента. Естественно, что мы сделали?