От литеры до литературы. Как письменное слово формирует мир, личности, историю

Пачнер Мартин

За первые столетия после смерти Иисуса христианские книжники выбрали из числа многих евангелий четыре, которые сочли самыми точными, добавили к ним послания Павла и других апостолов, жизнеописания Павла и других (Деяния святых апостолов) и, наконец, апокалиптическое пророчество о конце света. И снова харизматический учитель, не записавший ни строки (кроме той одной, на песке), стал главным героем и опорой литературного направления нового типа. Представ как живое воплощение предсказаний еврейской Библии, Иисус в конце концов обрел собственное Священное Писание.

ПЕРЕВОД И ВОЙНЫ ФОРМАТОВ

Ученики превратили слова четырех учителей – Будды, Конфуция, Сократа и Иисуса – в тексты, которые обращались к каждому читателю индивидуально, осуществляя посредством литературы стремление этих мудрецов говорить с учениками с глазу на глаз. Когда же письменность зафиксировала эти учения, они получили ускоренное распространение при помощи

технологических новшеств, таких как пергамент, книга, бумага и печать. Чтобы оценить эффекты этих технологий, я предпринял еще одно путешествие – на сей раз в Пергам, в современную Турцию.

Библиотека Пергама была одним из крупнейших центров просвещения Древнего мира [262] ; ее, как и Александрийскую библиотеку, основал один из наследников Александра. Согласно классическому источнику, начало библиотеке положило собрание свитков Аристотеля, первого грека, систематически собиравшего тексты [263] .

В отличие от Александрийской библиотеки, которая неоднократно горела при различных завоевателях и в конце концов погибла безвозвратно, руины библиотеки Пергама видны и сегодня. Приехав в те места, я издалека увидел развалины древнего города. Пробираясь по извилистой дороге, миновал театр, а потом попал в укрепленную часть города. Из Пергама открывается вид и на море, и на побережье; стратегически важное расположение весьма способствовало той видной роли, которую город занимал в античном мире. В центре цитадели хорошо видны фундамент и часть стен библиотеки. Здесь библиотекари складывали драгоценные свитки, сюда приглашали лучших ученых, создавая влиятельные философские направления. Библиотеки, подобные Пергамской и Александрийской, хранили списки сочинений Платона и Гомера и были элементами системы экспорта греческой культуры на просторы империи Александра.

262

Возможно, Пергамская библиотека даже послужила образцом для Александрийской. См.: Hendrickson Th.: The Invention of the Greek Library // Transactions of the American Philological Association. Vol. 144. № 2 (Autumn 2014). P. 371–413.

263

Страбон. География. Т. I.

Хотя Пергам по виду – типичный эллинистический город, с греческими статуями, театром и руинами знаменитой библиотеки, он был также одним из мест, где письменная культура на основе греческого языка пересеклась с последователями Иисуса. Согласно еврейской Библии, Иисус говорил на арамейском, общем для всего Ближнего Востока языке. Но когда ученики взялись записывать его слова, они делали это на самом распространенном языке региона, принесенном сюда Александром: греческом койне.

Язык этот выбрали не только ради удобства. Наряду с языком ранние христиане (и евреи, руководствовавшиеся традиционным Священным Писанием) усваивали и греческий образ мышления, и письменную культуру Греции, в частности «Диалоги» Платона. Это влияние греческой литературы в итоге воплотилось в Евангелии от Иоанна, который использовал греческое слово «logos», «разум», – слово, столь дорогое Сократу, – для характеристики христианского Бога. Раннее христианство, родившееся из иудаизма, впитывало уроки Сократа, величайшего мыслителя Греции.

Когда учение Иисуса было записано, возникла новая проблема. Как эти тексты соотносятся с еврейскими священными писаниями? Иисус представил себя как их воплощение. На первых порах последователи Иисуса считали тексты, сложившиеся вокруг их учителя, независимыми от еврейской Библии. Поскольку эти повествования об Иисусе возникли совсем недавно и были рождены реальным жизненным опытом, а Павел весьма настойчиво продвигал учение как отказ от иудаизма в его ортодоксальной форме, новые тексты обрели собственную динамику развития. В конечном счете они низвели еврейскую Библию до статуса архаики, преамбулы к тому, что действительно имело значение, – ее воплощения в текстах, связанных с Иисусом.

Получилось, что еврейская Библия оказалась продублированной Ветхим Заветом, но в скорректированном виде, приведенном в соответствие с Новым [264] . Вот так получилось, что образец наставнической литературы, центральной фигурой которого стал Иисус, превратился в самостоятельное Священное Писание и обрел весь присутствующий этому статусу блеск. Приверженность этим текстам стала религиозной обязанностью, для монахов же первейшей задачей стало производство красивых списков в рамках своего религиозного служения.

264

Carr, Writing on the Tablet. P. 283.

Новому

Завету, как и всем остальным священным текстам, тоже предстояло обрести собственную традицию текстуального фундаментализма и фанатичных приверженцев, ищущих в этих текстах неизменные руководящие принципы для жизни в изменяющемся мире.

Модификацию еврейской Библии для нового канона литературы об Иисусе заметно облегчил тот факт, что еврейскую Библию уже перевели на греческий. Это произошло в Александрии [265] , центре, откуда греческая культура распространялась на территорию Египта. В результате повторных волн эмиграции, связанной с повторяющимися изгнаниями и переворотами в Иерусалиме, там сложилась внушительная община евреев, объединенная, согласно заветам Ездры, древнееврейской Библией. Впрочем, большинство в этой общине забыло и иврит, язык своих священных писаний, и арамейский, общий язык всего Ближнего Востока, полностью перейдя на привнесенный туда Александром общегреческий. Это ограничивало доступ людей к их Священному Писанию, и решение у проблемы было только одно: еврейскую Библию необходимо было перевести на греческий.

265

World’s Writing Systems. P. 487.

Перевод, сделанный в знаменитой Александрийской библиотеке, был чрезвычайно непростым делом, потому что Библия представляла собой Священное Писание и была практически неразрывно связана с ивритом. Мог ли Яхве создавать мир, используя язык греков, поклонявшихся бесчисленному множеству богов? Мог ли он вырезать в камне десять заповедей, используя шрифт, изобретенный для передачи гекзаметров Гомера? Возможно, именно для того, чтобы смягчить удар, была создана легенда о том, что по заказу библиотекарей Александрии переводом Библии занимались, независимо друг от друга, семьдесят два александрийских еврея – и их переводы оказались совершенно идентичными [266] . Финальный вариант Библии на греческом языке получил название «Септуагинта», «Библия семидесяти» – по числу переводчиков. Поначалу его использовали только грекоговорящие евреи, но довольно скоро читательская аудитория заметно расширилась.

266

Wasserstein A., Wasserstein D. J. The Legend of the Septuagint: From Classical Antiquity to Today. Cambridge, U. K.: Cambridge University Press. 2006.

Теперь греческая Библия могла служить грекоговорящим христианам в качестве предыстории к житию Иисуса, созданному евангелистами. Но далеко не все обрадовались появлению у Библии нового круга читателей. Прежде всего, это не понравилось общинам ортодоксальных евреев, для которых их Библия – на иврите ли, на греческом ли – была не «ветхой», а вечной, не нуждавшейся ни в каких дополнениях и исправлениях.

Продолжением борьбы между христианами и иудеями за еврейскую Библию стали разногласия по поводу оформления. Евреи использовали традиционные папирусные свитки, наподобие того, который Ездра в Иерусалиме представил как объект поклонения. Христиане, в отличие от них, обратились к двум позднейшим изобретениям, порожденным конкуренцией между библиотеками Пергама и Александрии. Несмотря на успехи Пергама, у Александрии оставалось одно большое преимущество: постоянная доступность сырья, из которого делали свитки и на котором фактически держалась вся письменная культура эллинистического мира. Свитки изготавливали из нарезанных и спрессованных стеблей растения папируса, в изобилии растущего в дельте Нила совсем рядом с Александрией, но за сотни километров от Пергама. Ввоз папируса был дорогим и ненадежным делом. Чтобы стать независимыми от импорта, библиотекарям Пергама требовалось изобрести другой материал для письма.

Там действительно появился материал, составивший конкуренцию папирусу – овечья кожа, обработанная особым образом. Разведение животных обходилось недешево, технология подготовки кожи была трудоемкой, но через какое-то время библиотекари Пергама усовершенствовали процесс. В результате был создан материал, который по сей день называют пергаментом – в честь места возникновения. Овечью кожу сначала вымачивали и промывали, затем сушили, растянув на деревянных рамках. Завершалась обработка тонких и длинных кож шлифованием пемзой для гладкости и лучшего впитывания чернил. Библиотекари настолько хорошо овладели технологией, что экспортировали пергамент [267]

267

Pfeiffer R. History of Classical Scholarship: From 1300 to 1850. N. Y.: Oxford University Press, 1976. P. 236.

Конец ознакомительного фрагмента.