От первого до последнего слова

Устинова Татьяна Витальевна

Глебов молчал, и Дмитрий Евгеньевич молчал тоже.

Переиграть Долгова было трудно.

Должно быть, Глебов редко имел дело с хирургами и понятия не имел, что Долгов и подобные ему принимают решения по нескольку раз в день и от их решений иногда зависит все.

То есть на самом деле жизнь или смерть. Даже не тюрьма и сума, а именно – жизнь или смерть. Болезнь или здоровье. Пылкий поцелуй в конце фильма или титры в черной траурной рамке.

С такими нельзя спорить, можно только соглашаться. На них нельзя давить, им можно только подчиняться.

Их нельзя заставить, можно только убедить.

Долгову не страшен был Глебов с его значительностью и умением молчать. Хирург точно знал, что он сильнее и что именно он победит.

И он победил!..

Он все еще качался в кресле и рассматривал трактор, который рыл канаву, а Костя Хромов зевнул, не разжимая челюстей, и помотал головой, когда Глебов понял, что этот самый хирург уже задал все свои вопросы и теперь просто ждет на них ответа, и будет вот так молча ждать хоть до скончания века! Зря Глебов надеется, что он начнет приставать к нему, как-то объясняться и поминутно переспрашивать в трубку: «Але, Михаил Алексеевич, вы меня слышите?!»

Первым нарушать паузу, которую он сам же и взял, Глебову не хотелось. Не хотелось, но все же пришлось.

– Простите, Дмитрий Евгеньевич, я отвлекся, – произнес он и сразу понял, что зря это сделал! Вышло так, что он оправдывается, еще одно очко в пользу противника! – Значит, так. Про препарат я вам ничего сказать не могу, а забрал я его потому, что в тот момент представлял интересы покойного по просьбе его издателя, и мне было важно знать причину, по которой Евгений Иванович скончался.

– Вы ее выяснили? – живо спросил Долгов, и Глебов чуть не выругался в трубку.

Чертов хирург!..

– Это вы ее выяснили, насколько я понял! Евгений Иванович скончался от остановки сердца, это заключение вашей больницы, так что вам виднее!

Ну, слава богу, хоть одно очко отыграл!..

Долгов пожал плечами:

– А у вас были основания считать, что он скончался по какой-то другой причине?

– Дмитрий Евгеньевич, я представляю интересы издательства, в котором печатались книги господина Грицука. Собственно, никаких других целей я не преследую и не понимаю вашего интереса к этому делу. Вы проводите частное расследование?

– Да, – просто ответил Долгов, и Глебов в своем роскошном кабинете на последнем этаже офисного здания, как будто парившего над Москвой, чуть не упал со стула.

– Как?! – спросил он, переменив адвокатский голос на простой, человеческий. – Зачем это вам?!

– У нас произошло еще одно странное событие. Мы думаем, что смерть Евгения Ивановича и это событие как-то связаны друг с другом. Кроме того, телевидение показало программу, из которой следует, что во всем виноваты мы, то есть врачи. А это глупость, Михаил Алексеевич! Глупость и ерунда. И «Комсомолец» напечатал статью про врачей-убийц и про то, что всех нас надо под суд отдать. Так сказать, скопом!..

– Ну, нынче на врачей в суд не подает только ленивый, – сказал Глебов, и Долгов усмехнулся. –

Это национальное развлечение такое – подавать в суд на больницы и врачей. Вы что, не в курсе? Вы же врач! Раньше во всем был виноват Чубайс, а теперь медицина. А в связи с тем, что на министра здравоохранения в суд подавать никакого интереса нет, вот и подают на всех подряд врачей. А что у вас произошло?

– Чуть не погибла одна из медсестер, – нехотя ответил Долгов. – Причем в моем кабинете. Что она там искала, зачем пришла, непонятно!

– А… как это может быть связано с Грицуком?

– Я не знаю, – сказал Долгов и кулаком погрозил Косте Хромову, который уже зевал вовсю, – понятия не имею! Но в нашей больнице никто никогда никому не давал по голове! Это произошло именно сейчас, после смерти Грицука и скандала, который показали по телевизору! Меня интересуют оба события, потому что следуют одно за другим. Я был уверен, что вы знаете больше меня, хотя бы потому, что сразу забрали таблетки! А я так не понял, что именно он принимал. Что было в пузырьке из-под нитроглицерина? И зачем ему вообще нитроглицерин, если у него никогда не болело сердце!

Глебов знал совершенно точно, что было в пузырьке из-под нитроглицерина. Но сказать означало выложить и все остальное, а он не был к этому готов!

Если бы не письмо, пришедшее по электронной почте, письмо, с которого все началось, он бы вообще давно забыл об этой истории!

Подумаешь, умер писатель!.. Как будто писателей у нас не хватает!..

Письмо, быстро подумал Глебов. Письмо, с которого все началось. Вернее, которым все закончилось!..

Не письмо, а бомба замедленного действия, и подложена она в том числе и под него, Глебова!..

Он продолжал быстро соображать.

Если этот самый хирург Долгов так уж заинтересован в расследовании смерти Грицука, значит, нужно дать ему возможность довести дело до конца. Таким образом, он сам, Глебов, окажется ни при чем, а бомба будет обезврежена! Ведь кто-то же прислал письмо по электронной почте, и прислал именно ему! Значит, этот кто-то знает о том, что Глебов собирался защищать Грицука, знает о том, что он был в больнице, знает о том, что Светлана Снегирева была женой писателя, потому что в письме ясно сказано, что она отравила своего мужа! О том, что она была его женой, не знал даже Чермак, и в личном деле Снегиревой нет ни слова о ее муже, творившем под псевдонимом Ф. Б. Ар-Баросса!

– Дмитрий Евгеньевич, – окликнул Долгова Глебов. – Вы можете со мной встретиться?

– Когда?

– Ну… допустим, завтра в три часа дня. Приезжайте ко мне в офис, и я расскажу вам все, что знаю.

Положим, все, что знаю, я не расскажу никогда, но ровно столько, сколько тебе надо для твоего расследования, ты получишь!..

– Хорошо, – согласился Долгов, попадаясь на крючок.

– Мой секретарь расскажет вам, как до нас добраться. Идет?..

– Ваш секретарь может просто назвать мне адрес, и я доберусь. Идет?